борется. Но тут Шерон наклонилась к Треву и сказала:
— Она сама простота. Ничего и не рассечет. Уж с ней можешь выделывать все, что душе угодно.
Мэри почувствовала на щеке нетерпеливое дыхание Трева — оно стало еще ближе, плотоядное влажное дыхание, едва ли не оседающее ей на лицо, после каждого вопроса на щеке оставались липкие капли.
— Тебя как звать?
— Мэри.
— А лет сколько?
— Немного.
— Где живешь?
— Там.
— А-а, так ты, стало быть, там живешь. А какой сегодня день недели на дворе?
Мэри улыбнулась.
— Сколько будет дважды два?
Мэри улыбнулась.
— И чо, нет под боком пацана, который бы за тобой присматривал?
— Я…
— Ты офигенно красивая, ты в курсе? Слышь, Джок, — обратился он к приятелю, не отрывая от нее глаз. — Я говорю, она офигительная красотка, ты, Шер, блин, в этом деле мастерица, знаешь, кого подбирать. Теперь слушай сюда, Мэри. Ща немного бухнем вискаря, потом эта лабуда закрывается, мы ломимся к Джоку, а уж там я оттарабаню тебя до полусмерти. Что скажешь?
Мэри пожала плечами и согласилась. Автомат, стоявший у нее за спиной, в пароксизмах неподдельного отвращения выплевывал в металлическое корытце монету за монетой.
— Пора, — устало сообщил какой-то старик, проходя мимо них и на ходу собирая стаканы, — Все, время вышло.
* * *
Вы знаете, похоже, что Трев и Джок — преступники. Они зарабатывают на жизнь таким опасным и удручающим способом, что, пожалуй, мало кто еще на это отважится. Здесь все, конечно, завязано на деньги, как, впрочем, и во многих других случаях. Мэри в деньгах пока мало что смыслит.
Джок, например, еще в детстве сообразил, что самый милый способ загрести деньжат — отнять их у какого-нибудь лоха, у которого они есть. Кто эти лохи? В его классификации они делились на четыре категории: тщедушные пареньки, недоразвитые девицы, жалкие старикашки и немощные старушенции. После пары-тройки вылазок он убедился, что старушенции представляют самый маломощный вид и поэтому являются наиболее пригодным объектом для нападений. (По всей видимости, они меньше всех ожидали этого, потому что у них почти никогда не было денег.) Его послужной список быстро превратился в унылый реестр обработанных бабуль. Как правило, Джок налетал на них вихрем, вмазывал со всего размаху и убегал, но уже с деньгами. Самое печальное в этой ситуации было то, что даже самые престарелые из них ни в какую не хотели расставаться со своими жалкими сумочками. Джок терпеть не мог копаться в этих кожаных недрах среди дохлой блескучей косметики, в то время как жертвы продолжали самозабвенно визжать и голосить. Порой он просто вмазывал им что есть мочи и насколько хватало смелости, а потом, отдуваясь и сопя, еще какое-то время ошивался неподалеку, подгадывая момент, чтобы наиболее техничным образом смыться. В последнем он действительно поднаторел, развивая поистине впечатляющие скорости на коротких дистанциях. В этом деле он был настоящий спец. Когда наступали тяжелые времена, Джок предавался воспоминаниям о своих немногочисленных успехах в жизни, и на его глаза наворачивались слезы заслуженной гордости при мысли о своей фантастической сноровке и грации.
