16
Зинуля в тот вечер лежала в травматологическом отделении горклинбольницы N2 с перебинтованной головой и загипсованной левой рукой в палате с еще восемнадцатью особями женского пола - травмированными, зашибленными и порезанными мужьями, любовниками или просто случайными встречными на темных перекрестках своих жизней. Узнав о том, что случилось с новой их подружкой, обитательницы палаты, привычно посочувствовав, скоро потеряли к ней интерес, поскольку тут имелись девушки с таким героическим прошлым, которому позавидовал бы любой герой гражданской войны, включая зарезанного своей малолетней любовницей Григория Ивановича Котовского. Здесь была, например, одна бой-баба Светка Рубероец, которую горячий еe любовник выкинул в окно четвертого этажа. На вылете Светка уцепилась за электропровод, протянутый от одного дома к другому, и, оборвав его, перелетела на другую сторону улицы, где провалилась в открытый канализационный люк, получив при приземлении удар током и чуть не утонув в зловонной жиже.
Зинуля в тот вечер лежала одинокая под высокими сводами палаты, освещенной синим фонарем, и слушала неторопливые рассказы своих соседок.
- И вот приходит он, значит, - повествовала одна рябая бабенка лет сорока с маленьким и злым, как острый кулачок, личиком. - Ну, ясно дело, на подпитии. И, значит, давай, и хоть ты тресни. Я ему: Гриша, я сейчас не могу. У меня, как говорится, революция. A он на своeм, не так ему дай, так эдак - и хоть ты умри. Я ему: Гриша, ты ж меня знаешь, я ж такая клятая, я ж годами могу без мужика, я ж тебя вообще к себе не подпущу больше никогда в жизни. Так он меня вот так вот рукой как прихватит за...
Тут дверь палаты приоткрылась, и неслышной тенью в неe скользнула Полина Ефимовна. За троячок пропустила еe к дочери дежурившая у входа в отделение санитарка. Присев на край постели и наклонившись к Зинуле, Полина Ефимовна легкими губами коснулась выглядывавшей из-под бинтов щеки дочери и спросила шепотом:
- Как ты, девочка моя?
- Голова, - отвечала Зинуля, еле двигая разбитыми и опухшими губками.
- Бедная, - Полина Ефимовна взяла руку дочери, прижала к своим губам, и тут же слезы покатились у неe.
- Мам, не надо, - попросила Зинуля. - Пройдет всe.
- Как я хочу, чтобы всe это прошло, всe, всe, как страшный сон, как наваждение, - шептала Полина Ефимовна. - Чтобы мы снова жили с тобой вдвоeм, чтобы не было никаких этих юриков, этих мусь, этих жутких, грубых людей.
