Мистер Параден, человек немолодой, был некогда и мальчишкой.
— Господи! — вскричал он. — Мыло.
— Вот именно, сэр, — подтвердил дворецкий, извергнув пузырь-другой.
Они многозначительно помолчали. Мгновенье-другое мистера Парадена томило, как ни странно, не возмущение, а то печальное чувство, которое древние римляне именовали desiderium.[10]
— Лет пятьдесят я так не делал… — тихо прошептал он.
— Я, — сообщил дворецкий, — не поступал так никогда. И со мною так не поступали.
— Какой ужас, — сказал хозяин, с трудом подавляя смех. — Нет, какой ужас. Вот мерзавец! Я с ним поговорю. Конечно, если посмотреть с его точки зрения…
— На это я не способен, сэр, — сухо вставил Робертс.
— Знаете, мальчик — мальчик и есть…
Робертс так поднял бровь, что мистер Параден поспешил сказать:
— Нет, нет, я его не оправдываю. Что вы, что вы! Ни в коей мере. Но нельзя же, честное слово, бросать прекрасную службу из-за…
— Поверьте, сэр, мне очень жаль.
— Никуда вы не уйдете! Я без вас и дня не обойдусь.
— Спасибо, сэр.
— Я с ним поговорю. Он попросит прощения. Да, да! Мы все уладим. Хорошо?
— Э… хм, сэр…
— Только не уходите.
— Если вы желаете, сэр…
— Желаю? Конечно! Господи, мы с вами восемь лет! Идите к себе, выпейте вина.
— Спасибо, сэр.
— Да, Робертс! Я возмещу убытки. Каждый месяц будете получать на десять долларов больше. Уйти! Нет, что же это такое! Чепуха, полная чепуха.
Дворецкий, словно месяц март, явившийся львом, ушел агнцем, а хозяин его остался, в задумчивости грызя перо. Собственно говоря, он и сам удивлялся Горацию. Усыновление еще не закончилось, это дело долгое, но такой упрямый человек не мог отступить. Да и какой жест, какой афронт этим подхалимам! И все же, все же… Он пытался отвлечься от таких мыслей, вернуться к письму, но они не уходили, тем более что за окном появился герой событий с Шерманом Бастаблом, своим наставником.
Учитель и ученик пересекли лужайку и скрылись за углом. Гораций казался усталым и угрюмым, в отличие от бодрого Бастабла. Недавний студент, тот был поджарист и любил пешую ходьбу. Гораций, по всей видимости, не разделял его пристрастий.
Мистер Параден и раньше удивлялся, что его приемный сын, вроде бы вполне крепкий, вечно валяется по шезлонгам. Разве так создашь сверхчеловека? Нет, не создашь. Он рассердился.
Именно тогда за дверью раздался топот, и в комнату ворвался Бастабл.
— Мистер Параден! — кричал он. — Я больше не могу!
Хозяин совсем оторопел. До сей поры учитель поражал мягкостью манер и речи, но сейчас они удивили бы и команду грузового судна. Лицо у него горело, кулаком он стукнул по столу, заорав при этом:
