— У вас талант, право, талант, — говорил генерал с веселым недоумением. — А знаете, — прибавил он, понижая голос и двигаясь к Валентине уже почти фамильярно, — мой сын обнаруживает большие, большие способности к искусствам. Стихи на программе вы читали? Это он сочинял. А как декламирует! У княгини Любецкой был благотворительный спектакль — какой успех!
Валентина взглянула рассеянно.
— А сколько лет вашему сыну?
Генерал на секунду удивился, но сейчас же отвечал:
— Тридцать два года. Он кавалергард, адъютант… Нет, какая у него читка! Вот вы бы его послушали, он был бы рад узнать ваше мнение…
Валентина поняла неловкость, ей стало досадно и противно.
— Я не актриса и вряд ли могу быть полезной вашему сыну, — проговорила она сухо и отвернулась.
В эту минуту входил Звягин. Валентина ему искренне обрадовалась и указала на пустое кресло у стола.
— Садитесь, садитесь… Ну скажите, какое впечатление? Вот Геннадий Васильевич не совсем доволен…
Кириллов, все время молчавший, улыбнулся и запротестовал: он мало понимает в декламации, Баратынский не самый любимый из поэтов, но чтение Валентины Сергеевны показалось ему почти совершенным…
Генерал застыл, замолк, приподнял брови и не уходил, чутко прислушиваясь к разговору.
— Вы удивительно читали, — сказал Звягин тихо. — Я никогда не слышал такого исполнения Баратынского. И жаль было этих звуков в толпе, неспособной понять ни вас, ни Баратынского…
Валентина вспыхнула от этого неожиданного и неосторожного комплимента и с беспокойством подняла глаза. Кириллов молчал, как будто не слышал, генерал пыхтел и тоже молчал, а приходящие и уходящие только смотрели с прежним тупым изумлением и не слушали разговоров.
Заворский и Двоекуров, продолжая говорить, сели за стол недалеко от кружка Валентины.
— Что вы будете читать во втором отделении? — спросил Звягин Валентину.
Она плотно закрыла книгу, лежавшую у нее на коленях, и покачала головой.
— Это секрет. Я не люблю, чтобы знали, что я буду читать. Неожиданность всегда углубляет впечатление. Вот услышите.
— На смерть Гете? — спросил Кириллов.
— Нет, нет, не скажу. Не на смерть Гете.
— Я знаю всего Баратынского наизусть, я угадаю с первого слова, — сказал Звягин. — Какая сила — стихи. Отчего они имеют такую власть над человеческим сердцем? Может быть, это — сила правды?
— Постойте, — произнесла Валентина горячо. — Хотите, я вам скажу, как я понимаю стихи и почему я их люблю?
«Как она взволнована, — подумал Звягин. Что она, искренна или притворяется перед собой?» Валентина продолжала, увлекаясь:
