Нельзя ни читать, ни писать по крайней мере месяц.
Звонил Симонов. О здоровье: «Если вам что-нибудь будет нужно – мы вам устроим». И тут же сказал, что пришлет мне рукопись Героя Советского Союза Борзенко>7.
Он не может себе представить, что я действительно больше не чтец.
И я не могу.
Дома беспокойства и разговоры о санатории.
Условились с Симоновым встретиться послезавтра.
5/ХII 46. Весь день лежала.
Потом Тусенька. Читала мне стихи для «Нового Мира». Укрепила меня в моих намерениях насчет Ушакова.
Потом заехал С. Я., веселый и напористый, как бывало, и повез меня к себе.
Читал много своего. Правил перевод «Веселых нищих»>8.
Я попросила стихов для «Нового Мира» – лирических. Дает, но мне не понравилась фраза: «Может быть, Симонов мне бы сам позвонил?» С ним, как всегда, будет много хлопот, но игра стоит свеч.
Да. Был Борзенко с колоссальной рукописью. Симонов сказал ему, что если мне понравится – будут печатать, нет – нет. «То, что она думает, то и я думаю», – сказал он. Ого!
Это не точно (!) и это зря.
Я сказала, что буду читать только через месяц. Он все же оставил рукопись.
Высокий, очень красивый и, кажется, неумный, т. е. элементарный…
Сашин мне эту рукопись бранил – но верно это или нет? – вот вопрос.
Глазу явно хуже.
6/ХII 46. День неудач. Все через силу и все зря.
К половине первого пошла в «Новый Мир». Люшенька меня провожала, несла папки со стихами. Но Симонов не пришел, хотя и назначил мне в это время. Не пришел и не позвонил.
Нивинская сразу увела меня в соседнюю комнату и стала читать поэму Ковынева>9 – очень плохую, выдавая ее за хорошую. А это просто острословие, вне всякого лирического чувства. Умирает ребенок – глаза его автор сравнивает с потухающими окурками. Экий прохвост.
Сама Нивинская понимает мало, но дает себя убеждать. Не любит Твардовского, любит Ушакова. А что можно любить в Ушакове – в этой искусственности, в этом холоде? Глупости.
Пришла домой смертно усталая. Что-то еще со мной, кроме глаза. Но что?
Пришла, полежала и решила обзвонить по телефону поэтов, от которых журнал ждет стихов для лирической подборки. Начала, конечно, с Пастернака, ожидая радость.
А дождалась другого. Оказывается, Симонов обещал Борису Леонидовичу аванс за прозу – десять тысяч рублей. Это было уже две недели назад. И с тех пор ему не позвонил. И Б. Л. просит ему передать, что если журнал не окажет ему этой материальной поддержки, то он не даст ни строки стихов.
Легко сказать – передай. Я всячески желаю уладить этот конфликт, желаю, чтобы Борис Леонидович получил десять тысяч (даже если журнал не может печатать его прозы – все равно: для русской культуры они не пропадут даром), желаю, чтобы были стихи, – но как не хочется звонить, дозваниваться – ух!
