– Хорошо, – сказала я. – Только мне это почему-то не надо.
– А мне – так надо, так надо! – закричала Туся. – Какое удивительное в этом рассказе горячее чувство жизни, таинственности жизни, тайны пространства, дали, отрытого поля, тьмы… До жгучести, до счастья.
5/I 60. У Туси желтуха, у нее метастаз, рак печени.
И руки милые сгорят
Под лживый плач органа,
И будет глупый этот сад,
Как асфальтированный ад,
И тщетно буду прятать взгляд
От дыма над поляной.
Когда я одна или говорю с друзьями или с врачами, я понимаю, что казнь совершится, и приговор обжалованию не подлежит. Подходя к Тусиному подъезду, я вижу автобус, похоронный автобус, который скоро будет стоять здесь. Но стоит мне услышать Тусин голос по телефону или увидеть ее – я перестаю верить в приговор. Ее гибкий, полнозвучный голос и смех, умные, зоркие глаза, ее расспросы о близких, пересказы прочитанных книг – живое опровержение надвигающейся смерти.
Возле нее я успокаиваюсь.
Но стоит мне уйти – и я опять знаю, что руки сгорят.
18/II 60. Теперь уже верю и сидя возле. Другое лицо: маленькие глаза, большой рот. Другие руки: большие и худые.
Ей все трудно: говорить, слушать, хотя она по-прежнему ласкова и расспрашивает меня обо мне и моих делах. Ей хочется одного – отвернуться к стене и спать. Я вижу от раза к разу, как она все дальше и дальше уходит от нас. Я под разными предлогами торчу в кухне или в большой комнате и возвращаюсь к ней только тогда, когда она звонит в колокольчик.
Иногда она жалуется:
– Ах, Лидочка, я никуда не гожусь. Завяжите меня узелком и выбросьте в окошко.
– Ах, милый друг, с каждым днем все меньше сил. Путают что-то врачи.
Недавно сказала:
– Мне и Шуре судьба всегда отрезает от одной краюшки. Мне – ей, мне – ей… Надо мне выкарабкиваться, чтобы и она спаслась.
По телефону говорит с трудом. Объяснила мне, что голос упирается в то место живота, где у нее боль.
(«Все-таки оказалось, что главное в жизни – это живот».)
Но видно, что она не теряет надежды. Сегодня приподнялась и долго смотрела в окно.
– Очень хочется на воздух. Чуть только мне станет лучше – поедем за город, к деревьям.
Я сказала, что повезу ее в Переделкино.
– И туда, конечно, я давно хотела побывать в Библиотеке>29. Но о чем я мечтаю – это о Коломенском. Я там никогда не была. В первый же хороший день – поедем непременно.
20/II 60.
Гораздо меньше глаз, чем рта,
Уже в лице осталось.
И щедрая улыбка та
Уж возбуждает жалость,
И руки те уже не те,
Что жизнью нас поили,
