А если вы скажете, что баллада про «черный ход» — это перекличка скорее с «Черным котом» Окуджавы, чем с анчаровской капелью, я отвечу, что игра с Булатом у Луферова еще более красноречива.
Герой Окуджавы «дежурил по апрелю». По романтической мелодии дальше ждешь, что расцветет — май.
Луферов делает шаг не вперед, а назад:
Мой март на все лады меня ругает…
У Булата «шарик» улетал. У Виктора — падает:
…Упал человек,
тот, который мечтал
пронести сквозь наш век
разноцветную связку шаров…
Там пелось: «Возьмемся за руки друзья, чтоб не пропасть поодиночке».
Тут:
…Затерялись в толпе они поодиночке…
И наконец — бессмертный булатов диалог с богом, оркестрованный как бы под Вийона, но передающий именно его, Булата, веру в безграничность божьей щедрости, в нескончаемость даров, в неиссякаемость благодати: проси, чего хочещь, дано будет — всем! И тебе тоже, но это уже не так важно; важно — что всем: и злым, и добрым…
Теперь — ничего, никому. И просить бессмысленно. Не поможет. Даст башмаки — окажутся дырявыми. Посох даст — вечно обречет скитаться. Кувшин окажется без дна. Вот так: у Булата — передышка, и вообще все, кому чего хочется, а у Виктора:
…И такая впереди дорога длинная,
И судьба короткая одна.
Лей, не лей — кувшин-то
Бог мне дал без дна.
Путь закольцован. Полеты отменены. Крылья надломлены. Огненной зари не будет. Всадник, поскакавший куда-то (до красной реки, моя радость, до синей горы?) никуда не доедет — будет блуждать в тумане. Маленький солдат более не ждет ни врагов, ни наград…
…Как в битве был король убит
и наголову был разбит
его гвардейский полк,
как плача мчался вдаль гонец,
и сердце билось, как птенец…
И музыкант умолк.
Виктор Луферов ищет облик для своего лирического героя — романтика, угодившего в безвременье, скитальца, потерявшего дорогу, бессребреника, попавшего, вместо пира, на рынок… И находит: его герой — чудак, скоморох, потешник.
Стоит на одной ноге. Его спрашивают: «Ты что, дорогой?» — «Да так, — отвечает, — пустячок. Сверчок в башмаке поселился. Ну, не сидеть же такому гостю одному — нашел подругу. Та поселилась в другом башмаке».
Что будешь делать, дорогой?
Встал на руки.
Я освобождаю сюжет от словесной магии, чтобы лучше выявилась знаковость позы. Ступить некуда! И взлететь нельзя. Паркет скользок, мостовая бугриста, люди кольцом стоят, глазея на чудака.
Луферовский мир чреват театральным представлением.
Оно и осуществилось.
Подвальчик, где размещается луферовский театр «Перекресток», показался мне сначала сюрреалистической выставкой предметов старины, но с началом концерта я понял, что это музыкальные инструменты, из которых Луферов виртуозно извлекает звуки. Половины предметов я не распознал, а из тех, которые распознал назову: кусок шланга (при размахивании — звук вьюги), цепь (кандальный звон) и железная коса (при отбивании — фантастический благовест).
