Рыдая и захлебываясь от отчаяния, Элис старалась выскользнуть из рук Дона, била ногами в пустоту. Но он был неумолим. Его рука наконец добралась до цели — резким движением Дон сдернул трусики с ее бедер. В ужасе Элис ощутила, как у нее между ног двигаются его жесткие пальцы.
Понимая, что крик может спасти, девушка попыталась закричать что есть сил, но вместо крика из ее сдавленного диким страхом горла вырвался лишь жалкий писк. Дон издевательски хохотнул:
— Пищишь, стерва? Страшно? Ну ничего, потерпишь. Я тебя выучу, станешь как шелковая…
Внезапно перед глазами Элис грязно-белым пятном метнулся потолок — и через секунду она очутилась на кровати, опрокинутая на спину. Не успела она понять, что произошло, как тяжелое тело Дона придавило ее к матрасу. Элис сдавленно захрипела, забила руками. Ей казалось, что еще один миг — и она умрет, раздавленная этой тушей. Дон сильным, болезненным толчком раздвинул в стороны ее колени, навалился еще плотнее — и для Элис весь мир слился в один черный комок режущей боли, пронзившей ей лоно, а потом заполнившей все тело. Завопив, как попавшее под колеса животное, она дергалась в конвульсиях. Каждое новое движение Дона причиняло ей невыносимые страдания. Ныли неестественно вывернутые ноги, перед глазами все плыло. Элис потеряла представление об окружающем мире — только в ушах гулко бухали раскаты грома; на улице бушевала гроза. Она желала только одного — умереть и больше не чувствовать этой рвущей ее тело боли, этой невыносимой тяжести.
Когда Дон наконец, судорожно дернувшись, остановился, Элис уже ничего не ощущала, лежала, словно растерзанный труп. Тяжело вздохнув, Дон поднялся на ноги.
— Вот тебе первый урок, — хрипло сказал он, облизнув губы. — Ничего, не ты первая, не ты последняя, привыкнешь. И не вздумай жаловаться. Настучишь матери или, упаси тебя Бог, побежишь в полицию — прощайся с жизнью. Поняла?
Дон ушел. Элис еще долго слышала звук его шагов. Не в силах пошевелиться, лежа словно неживая, она впала в странное оцепенение, перешедшее в тяжелый сон.
Проснулась она уже глубокой ночью. Гроза кончилась, но дождь продолжал шуршать по крыше. Элис вскочила как подброшенная, включила свет, дико озираясь. Что с ней произошло? Почему она вся растерзанная, почему простыни сбиты и на них алеют кровавые пятна? Внезапно она все вспомнила — этому помогла неутихающая боль в промежности. Уронив голову на руки, Элис безутешно разрыдалась. Она оплакивала свою растоптанную юность, несбывшиеся надежды, веру в любовь и лучшее будущее. Теперь все это для нее потеряно навсегда. Она — жалкая, грязная, униженная. Никогда больше она не сможет поверить ни одному человеку в мире. Она не станет жаловаться на Дона. Мать все равно ей не поверит — ей всегда было наплевать на дочь, а пойти в полицию было невыносимо стыдно — ведь там придется все подробно рассказывать. Отныне она будет одинока всю свою жизнь. Ей не от кого ждать сочувствия и помощи…
