Русский долг
Во время алкоголизма страшнее всего то, что начинает расти хвост костистый, настоящий, с пупырышками и шерсткой.
Я не пил. Со мной можно делать что угодно и ебать за все остальное - но только не за это: ведь я не пил. Из моих ровесников уже откачивали алкоголь как воду - помпой, а я все не пил. Ровесники давно читали правила жизни на страницах наркологических диспансеров, а я как не пил так и не пил.
Можно ли жить в России и не пить? Можно. Отчего же нельзя? Вполне. Но только это будет не жизнь и не Россия.
А я все не пил.
Жизнь, между прочим, дается человеку, тем более в России, только один раз, да и в этот раз напрасно - поскольку осложняется темным, страшным, выходящим за все онтологические пределы алкоголизмом.
А я все равно не пил. Ты меня режь по живому, ты отними у меня любимую книгу, ты вырви у меня единственный хуй с корнем - но я не пил.
В человеке тем не менее все должно быть прекрасно. Но ведь все в человеке прекрасно быть не может. А если даже и может, то это будет не человек, а козел какой-то! Да и алкоголизм в человеке прекрасным быть не может при любом раскладе.
А я продолжал не пить.
Так дальше оставаться не могло.
Жаль, что люди не птицы. Тогда бы они меньше пили - птица, даже самая звонкая, много выпить не может по определению. Но слава Богу, что люди не лошади - тогда бы они пили значительно больше, чем если бы они были птицы.
Но я, мужественный, все не пил.
Человека губит женщина; человек во многом начинает пить из-за нее! Но я не начинал пить даже из-за женщины.
Пытались меня споить и коллеги. "Ты русский писатель, - сказали они, - мы - русские писатели. Надежда есть? Нет. Выпьем". Ошарашенный таким крутым аргументом, я покачнулся, но все равно удержался от алкоголизма как такового. Но стал относиться к нему лояльнее и присматриваясь. И присмотрелся!
Алкоголизм налагает на русского человека целый ряд особенностей. Если западный человек срет, то он всего лишь срет, вытирается, озирается - и все. Больше здесь делать нечего. Если же русский человек срет, то он словно бы готовит закуску к предстоящему алкоголизму. Поэтому русскому человеку достаточно сложно расставаться со своим дерьмом. Когда западный человек ссыт, то он всего лишь ссыт, обмахивает края унитаза от легких капелек мочи и уходит дальше в новую светлую жизнь. Русский же человек ссыт, как будто наливает в стакан невидимому собеседнику.
Пьют в России по двум причинам: оттого, что все, блядь, давно ясно и потому, что ничего ни хуя до сих пор не понятно.
