Когда я подрос, то у меня на лице была написана готовность подставить жопу, и меня сразу без раздумий взяли танцором стриптиза в мухской ночной клуб. Там у меня была, конечно, возможность вволю подставить жопу, но не тем, сами понимаете, кому бы хотелось. Все как-то совсем мерзко и нет уже того чувства щемящего восторга, как на уроках русской литературы. Никому мне уже больше не хочется подставлять жопу. А поскольку это, Иван Сергеевич, началось с Вашей "Муму", то у меня к Вам вопрос - как бы мне вернуть это чувство щемящего восторга подставить жопу за любимого персонажа и за весь мир, как когда-то на уроке, где читали Ваше "Муму". Если Вы, Иван Сергеевич, не знаете, как его вернуть, то, может быть, знают, как его вернуть, другие русские писатели.
- Ну, спасибо Вам, Иван Сергеевич, - Толстой встал и издевательски поклонился Тургеневу, - теперь нам и пидоры пишут. А то в основном все бляди и бляди.
- Вы, Иван Сергеевич, не только блядун и сверлун, но и скакун, Достоевский, в свою очередь, сразу же поддержал Толстого. - Вы у себя молоденьких мальчиков собираете лет восьми - десяти, потом голыми их укладываете в ряд, а сами по ним скачете. У мальчиков косточки на спинках и на ножках хрустят под Вашим весом, а Вы, Иван Сергеевич, знай себе скачете и этим хрустом наслаждаетесь.
Тургенев растерянно посмотрел на меня. На глазах у него снова появились слезы.
- За что Вы меня так ненавидите, жестокие люди? - Тургенев уже даже не пытался спорить с Толстым и Достоевским. - За что?
- Потому что Россию-то, Иван Сергеевич, душой надо любить, а не жопой, жестко ответил Достоевский, - а Вы Россию так ненавидите, что даже хотя бы жопой ее любить и то не можете. И на Путина Вы надеетесь все потому же: Россию Вы не любите. Вы надеетесь, что Путин Вас научит Россию любить, а Вас никто этому не научит, пока Вы сами не научитесь. И не смотрите на Игоря Геннадиевича растерянно, а на нас с Львом Николаевичем виновато. В Христа надо верить, а не в Путина. А Вы в Христа не верите, поэтому Вам и на Путина надеяться бесполезно, - как всегда, коряво, но горячо закончил Достоевский.
- Федор Михайлович, - вступил Толстой, - на Путина надеяться невозможно: Путин - откровенно промежуточная фигура.
- Тем, кто верит в Христа, невозможно, а таким, как Иван Сергеевич, все возможно, - не согласился Достоевский.
- Для Ивана Сергеевича возможно, - не стал спорить Толстой. - Ведь Иван Сергеевич - плывун. Иван Сергеевич в публичном доме в бассейне поплавать любит. Иван Сергеевич в публичном доме залезает в бассейн и плывет там, изображая собаку вроде его ебаной Муму, и называть себя велит Тузиком. Иван Сергеевич даже гавкает и руками в этот момент в воде дергает как собака. Иван Сергеевич постепенно возбуждается. А все бляди стоят вокруг и кричат; "Ой, Тузик плывет! Как бы не утонул!" Иван Сергеевич начинает испытывать наслаждение. Потом Иван Сергеевич делает вид, что тонет, а бляди бегают вокруг и кричат: "Спасите Тузика! Тузик тонет!" У Ивана Сергеевича наступает оргазм. Бляди ныряют в бассейн, вытаскивают Ивана Сергеевича, делают ему искусственное дыхание хуя и кричат: "Спасли Тузика! Живой Тузик!" У Ивана Сергеевича снова наступает оргазм. Вы, Иван Сергеевич, лучше в бассейне Тузиком плавайте, а о любви к России даже и не мечтайте! И без Вас, Тузик, слава Богу, есть еще кому ее любить!
