Но вся эта преамбула не означает, что я не стонал по ночам, когда мне стало казаться, что Петя уже мой! Притом я совершенно не понимал, что такое конкретно "мой" и как держать себя с ребенком. Нам, горячим и неопытным педофилам, все нужно объяснить, все показать...
На первое свидание с Петей я принарядился, более того - я вырядился. Черная кожаная куртка, любимая униформа московской шпаны, палевый спортивный костюм - как к ним шли мои густые брови и слегка подправленные красным карандашом губы! Ухватки педерастов я всегда презирал, но все-таки положение обязывало.
Лопнуло первое свидание! Я всего лишь подглядывал за Петечкой - я не удержался и стал называть его так по примеру слюнтяев - в многочисленные отверстия желто-ядовитого забора детского сада, за которым шумели и барахтались его дрянные ровесники, налево и направо завидуя. Я завидовал России, поскольку Петя был ее гражданином и она в любой момент могла с ним сделать все что угодно. Я завидовал Петиным друзьям, всегда имевшим право его безнаказанно тискать и толкать. И еще я завидовал толстокожей девочке, что, мило болтая о разных детских глупостях, писала, и не только писала, в соседний с Петиным унитаз в одно и то же время. Общие туалеты в детских садиках являются причиной неизменных страданий для каждого уважающего себя педофила. Это потом дети подрастут и разбредутся по разным странам и помещениям.
Где зависть, там и ревность, и она тоже пришла - я немного ревновал Петю к подушке, которая принимала его сопли во время тихого часа. Я сам хочу быть твоей подушкой, Петя, и твоей Россией! Поверь, у меня на это вполне хватит сил.
Зависть, ревность и легкий вуайеризм оказались приметами первого отрезка нашего совместного с Петей существования - периода тихого счастья. Дальше стало хуже. Потому что для нашего брата педофила встреча с отцами наших любимых детей всегда сплошной кошмар. Мой вариант не явился исключением.
Возвращаясь домой в октябрьскую серую ночь, я, как всегда, думая о Пете, наткнулся на здорового вонючего мужика, который, икая и шатаясь, поманил меня к себе. Выросший в обстановке наследственного уважения к быдлу, помойкам и прочим грядущим хамам, я беспрекословно подчинился. Мужик ласково погрозил мне пальцем, икнув прямо в лоб: "Ах ты, педофилка упорная!" Так в мою жизнь вошел Петин отец - работяга, забияка, алкоголик, но, в принципе, далеко не самый худший русский образец.
Он занимал у меня деньги на водку, потому что не для того он, значит, своего Петьку растил, чтобы разные педофилы теперь на него бесплатно глядеть могли. Мне было не жалко денег. Просто мы, педофилы, по ночам кричим и вскакиваем, вспоминая наших детей.
