В старости я от счастья женюсь на ровеснице и мы с ней ворчим на все, что видим вокруг. Она мне подарит на день рождения аппарат для измерения давления. Я ей подарю на день рождения ящик китайских быстрорастворимых макарон. Мы обсуждаем прибавку к пенсии и эстрадные концерты по телевидению, а в ближайшее воскресенье собираемся ехать гулять в Битцу или в Измайлово, а может, в какой еще другой лесопарк.
Сейчас я не встречаю Новый год. Сейчас я встречаю Новый год, но делаю это слишком поверхностно. Я его почти не замечаю. В старости я его все-таки замечу и встречу его уже серьезно. Я буду заранее готовить елку, слушать каждое слово новогоднего обращения Президента, а потом до самого утра смотреть новогодние шоу по телевизору и сентиментально относиться к новогодним поздравлениям ровесников. Все новогоднее станет мне близким и понятным. Сейчас мне абсолютно по хую все, так или иначе связанное с Новым годом. Сейчас я не понимаю, зачем меня поздравляют с Новым годом. А в старости я обижусь, если меня кто не поздравит с Новым годом. Под Новый год меня покажут по телевизору, и я пожелаю всем счастья от имени счастливой старости.
Счастье сделает свое дело; в старости я уже не буду так привередлив к шампуням и одеколонам. Сейчас я тщательно выбираю шампуни и одеколоны. В старости будет все иначе: есть чем помыть голову - и хорошо! Есть чем сполоснуть поры кожи лица после бритья - и хуй с ним! Счастье сделает меня в старости равнодушным к качеству шампуней и одеколонов.
Там же, в старости, я спокойно прочитаю Канта, Ницше и любых других немецких философов. Сейчас я их тоже читаю. Но у меня вызывают раздражение плохие переводы! А в старости плохие переводы раздражать уже не будут. Счастливая старость снимет раздражение от плохих переводов Канта, Ницше и всех других немецких философов.
В старости я уже не пью, как сейчас. Сейчас я тоже не пью. Но иногда у меня бывают истерики, связаннные с ненавистью к себе, к русской литературе, к России, к Москве и вообще к людям. Это энергетика не находит себе выхода, и тогда я делаю вид,что пью, и объясняюсь в любви к незнакомым прыщавым блядям. Тогда окружающим становится за меня стыдно, а я теряю ориентировку в пространстве. В старости окружающим не будет за меня стыдно, - мне уже не придется делать вид, что я пью, так как пропадет энергетика, которая возбуждает ненависть, которая является почвой для истерик, за которую потом становится стыдно окружающим. Мне будут нравиться русская литература, Россия, Москва и вообще люди. Теперь, в старости, мне с ними хорошо. Иногда я даже буду нравиться сам себе. Сам себе я по-прежнему нравиться не буду, но я стану уважать себя за то, что смог так радикально измениться в старости.
