Корабль Маго направлялся во внешний, или южный порт — моряк назвал его Египетской гаванью. На пирсах царила суматоха: все что-то загружали и разгружали, приносили и относили, чинили, снаряжали, торговались, спорили, кричали, но, несмотря на хаос и суету, дела шли. Гигантского роста грузчики, погонщики ослов и другие работники, как и моряки на загроможденной грузами палубе корабля, носили лишь набедренные повязки или выгоревшие, залатанные халаты. Однако взгляд то и дело выхватывал из толпы яркие одежды, играющие разными цветами, поскольку роскошные краски производились здесь же. Говор, смех, возгласы, крики ослов, ржание лошадей, удары ног и копыт, стук молота, скрип колес и кранов, струнная музыка — все это сливалось в голос порта.
Но на костюмированную сцену из какого-нибудь там фильма вроде «Арабских ночей» это совсем не походило. Он видел искалеченных, слепых, истощенных попрошаек и заметил, как плеть подстегнула плетущегося слишком медленно раба. От запахов древнего Востока к горлу подкатывала тошнота — пахло дымом, пометом, отбросами, потом, а также дегтем, пряностями и жареным мясом. Эту смесь дополняло зловоние красилен и мусорных куч в городе.
Впрочем, все это его не слишком беспокоило. Странствия по истории излечили Эверарда от привередливости и сделали невосприимчивым к жестокости человека и природы… до некоторой степени. Для своего времени эти ханаанцы — просвещенный и счастливый народ. В сущности, более просвещенный и счастливый, нежели большая часть человечества почти во всех землях и почти во все времена.
Его задача заключалась в том, чтобы так все и осталось.
Не только янтарь с Балтийского побережья, олово из Иберии, приправы из Аравин, твердая древесина из Африки, или экзотические товары из еще более отдаленных мест прибывали сюда — прибывали и люди.
Представитель кельтской расы вовсе не был чем-то удивительным в этом космополитичном месте. Эверард считался человеком крупного сложения и в своей собственной эре, а уж здесь выглядел настоящим гигантом. Приплюснутый нос и мрачные черты лица усиливали впечатление грубой мощи, в то время как синие глаза и темно-каштановые волосы выдавали в нем выходца с дикого Севера. Договариваясь с капитаном о проезде, Эборикс рассказал, что покинул свою гористую родину из-за утраты поместья и теперь отправляется искать счастья на юге. Странствуя, он охотился или работал, чтобы Прокормиться, если никто не оказывал ему гостеприимства в обмен на его рассказы. Так он добрался до италийских умбров, родственных кельтам племен. (Кельты начнут захватывать Европу до самой Атлантики лишь через три-четыре столетия, когда познакомятся с железом; однако некоторые их племена уже завладели территориями, расположенными вдали от Дунайской долины, которая была колыбелью этой расы), Один из собеседников, бывший наемник, поведал ему о богатстве Ханаана и научил пуническому языку. Рассказ побудил Эборикса отыскать в Сицилии залив, куда регулярно заходят финикийские торговые суда и, оплатив проезд кое-каким накопленным добром, отправиться в путь. В Тире, как ему сообщили,» проживает, нагулявшись по свету, его земляк, который, возможно, не откажет соотечественнику в помощи и посоветует, чем заняться.
