— Защитить нашу церковь оружной, збройной рукой! — ответил твердо Семен.
Как-то странно, глухо прозвучали эти слова Семена в тишине застывшего от ужаса и горя собрания и, по-видимому, не нашли себе отклика в сердцах собравшихся здесь горожан.
— Нам поднять оружие? — произнес неуверенным тоном Томило Костюкевич.
— Да ведь мы не умеем и держать его в руках, — поднялись то там, то сям робкие нерешительные голоса.
— Какие из нас воины? — добавил с горькой улыбкой Тимофей Гудзь. — Ох, тяжелая наша работа — не вояцкая потеха! Недаром клонит она и шеи, и спины к сырой земле.
— Да ведь воевода со своими жолнерами сразу же побьет нас, — простонал Шевчик. — У панства и войско, и армата, а у нас? А мы?
Сильный приступ кашля прервал его слова. Шевчик махнул как-то безнадежно рукою и, ухватившись за грудь, опустился снова на свое место и совсем к коленям припал головой.
— Есть войско и у нас, любые братчики мои, — произнес уверенно Семен, — свое войско, братское, родное, которое за веру сложит и головы свои.
— Где? Кто? — послышались отовсюду вопросы.
— Да здесь же у нас, под боком, на Зверинце стоят наши лейстровые козаки, только дать им гасло…
— Ох, прыборкалы им уже крыла! — перебил Семена Тимофей Гудзь.
— Расправят! — продолжал уверенно Семен. — Только услышат орлиный клекот — хмарою налетят со всех сторон.
— Не одни они, запорожские братчики протянут нам руку, все поднимутся на защиту нас! — вскрикнул горячо Щука.
— Ох, ихняя-то помощь! — Гудзь поморщился и ударил себя выразительным жестом по затылку.
Но этот возглас его не встретил сочувствия среди собравшихся горожан, отовсюду послышались сдержанные замечания.
— Ну, на это нечего нарекать. Нельзя там толковать о маетках, где дело идет о спасении души!
— Кто говорит о маетках? Мы все пожертвуем на спасение церкви своей, — произнес возбужденно Костюкевич. — Только и помощь козацкая не поможет! Ведь поднимались они не раз: и Тарас, и Наливайко, и Косинский, а чем все кончилось?
— Потому что подымались они сами. Потому что в то время, когда они несли за веру свои головы на муку, мы сидели спокойно в своих городах! — заговорил горячо Семен. — Надо подняться всем, тогда и дождемся иного конца. Все равно для нас теперь нет иного выбора: или поддаться совсем лядскому игу, стерпеть поругание церкви, рабство, нищету, или подняться всем дружно и збройно и отстоять свое право от ляхов! Братья мои! И голуби, и другие малые птицы защищают от напастников свои гнезда, неужели же мы слабее и боязливее их. Нет, братья мои, вас пугает думка о том, чтоб подняться всем с оружием в руках только потому, что вы к нему не привыкли; но подумайте, и вы увидите сами, что нет теперь для нас другого пути. И не бойтесь, не думайте вы, что нас будет мало! Мы соединимся все, потому что вера одна для всех матка, — будь то козак, будь то посполитый, будь то мещанин, и когда мы соединимся все, клянусь вам, братья, не одолеют нас вовеки ляхи!
