- У, жадина! - бурчу я.
- Что? - добродушно переспрашивает бабушка. Она уже плохо слышит, да пожалуй, и не ждет от меня услышать гадости.
И вдруг от этой ее улыбчивой незащищенности меня опалил такой стыд! (Ах, лучше бы меня наказали). Стыд, казалось бы, несоразмерно больший самого проступка,
внешне смазанного для старших: подумаешь, девочка - грубиянка, - в их неуправляемом возрасте известна, даже обычна реакция грубости, которая не оставляет зазора для какой-либо мысли, пройдет со временем...
Известно же и то, что бабушки в своем определенном возрасте начинают прикапливать деньги на похороны, становятся вдруг скуповатыми, над ними еще подтрунивают... можно вместе со взрослыми посмеяться...
В общем, пустяковый эпизод, к тому же бабушка вовсе ничего не заметила, да и для меня не первый, последний? - трудно теперь восстановить.
"Пустячок" однако расчетливо укреплен изнутри, - грубость не просто выскочила, я успела на лету схватить и вложить в злость умышленное оскорбление. Пробный камень хамства не попал в цель, но и осуждения не вызвал, утонул в моих "невинных" малых годах...
Наверное, позже он стал точить мою совесть, когда я осознала смысл Преднамеренности зла. Будет слишком сказать, что я не могла простить себе этого всю жизнь, но осталась-таки незаживающая царапина.
"Необходимо, чтобы человек понял про себя, что он такое, и вследствие этого признал бы, что он всегда, при каких бы то ни было условиях должен, и чего никогда, ни при каких условиях не должен делать," - писал Лев Николаевич Толстой,
(и повторил Павел Юрьевич Гольдштейн нам, другим поколениям, другого строя мысли и воображения, чтобы мы повторяли дальше, чтобы как можно больше людей говорило эти слова, как свои...)
Я думаю, во мне тогда прородилась все же чуткость, та взрослая, осмысленная, а не только детская, что бывает дана нам от природы, чудесная, интуитивная, но легко уживаемая со звериной не детской жестокостью.
Конечно, я никогда не могла более обидеть беззащитного, конечно, я всегда бежала со стаканом воды к страждущему, а дни рождения помнила даже тех людей, что давно отошли и забыли меня, и мы иной раз с Женькой поздравляем друг друга с днями рожденья бывших наших подружек или приятелей, - ну тут уж не обошлось без "Письма Незнакомки".
Одна из Батиных историй.
Была такая книжка, как бы от лица слона: "У слонов при-нято так, нельзя считать добрым делом то, о котором рассказывают всем и каждому"...
