— Знаю, — сказал я, жадно поедая его глазами. Его, человека нашего будущего! Теперь, прослушав эту сбивчивую, подчас непонятную мне тираду, я ни секунды не сомневался в его правдивости. — Говори же, Павел, говори!
— Что ж говорить-то, — грустно поник он головой, — теперь я вроде как у вас в плену. Ни туда ни сюда. Застрял. Как дальше жить не знаю… Грязный весь, ванну негде принять.
— Ванну, — повторил я. — А что ж, у вас у всех ванны есть?
— У всех, — быстро ответил он. — В Москве у всех. Наверно, у всех. Я точно не знаю… — Павел с подозрением посмотрел вдруг на меня. — Толя, тебе что же, доказательства нужны?
— Да что ты! — всплеснул я руками.
Но он опять сильно покраснел и полез в карман своих неудобных, узких брюк. Оттуда он достал какую-то круглую штучку на цепочке и протянул мне.
— Вот, — сказал он веско, — брелок для ключей, а на нем изображена Эйфелева башня в Париже. Видишь, написано «PARIS». Ведь в ваше время Эйфелевой башни нет?
— Есть, — сказал я, почему-то чувствуя даже что-то вроде стыда за наше время. — Ее построили к Всемирной выставке… Вся Франция против нее, мы думаем, что ее снесут, но… — Она все-таки стоит?
— Стоит, — кивнул Павел. — Стоит, зараза. — Но вновь погрустнел. — Ну как мне тебе доказать-то? Ну расскажу, что у нас в небе самолеты летают со скоростью звука, что автомобили по шоссе гоняют, что подводные лодки бороздят моря и океаны, так это же все слова.
Подскочил бравый половой и наклонился над нашим столом, тряхнув льняными кудрями.
— Больше ничего-с не изволите заказать? — спросил он.
— Пока нет, — сказал я и отослал его движением руки. — Так что же ты теперь, Павел, как же ты теперь?
— Не знаю, — тихо вымолвил он.
— Со своей стороны, — проговорил я, — деньгами я тебе помочь не могу. Я совершенно без средств…
— Да ладно, средств! — скривил он лицо в горькой гримасе. — И всюду башли, башли, башли. Башли — это деньги. У нас еще туда-сюда, но у вас без башлей полный зарез. Конечно, я насмотрелся, у кого денег много, так те на рысаках гуляют, по ресторанам, а дома такие, что у нас у народных артистов таких нет.
— Подожди, — прервал я его, и понятно было мое нетерпение. — Павел, расскажи же, расскажи, как там будет, потом, через восемьдесят лет?
— Как? — он задумался на секунду, возведя к потолку глаза. — Да конечно, изменений много. Во-первых, в 1917 году произошла революция, и у нас теперь социалистическое общество.
Я был далек от политики, но зато прекрасно знал, что слово «революция» не в чести у господ представителей власти. Владелец этого трактира Рублев человек был степенный, верноподданный и вряд ли сочувствовал революционерам и их идеям, и потому половые у него могли быть доносчиками. Я приложил палец к губам, подмигнул Павлу и проговорил:
