Расталкивая толпу, охранники вывели караван на окраины рынка, туда, где продавали коров, баранов, коз.
— Ну, правильно, — грустно усмехнулся юноша. — И нас туда же… Тоже — скот.
Он сплюнул под ноги и едва не упал, споткнувшись о дышло какой-то телеги… Нет, это была арба, которую надсмотрщики тут же убрали с дороги, опрокидывая вместе с грузом горшков.
— Вах! Вах! Шайтан! — закричал, заругался плюгавенький человечишко с узеньким сморщенным личиком — видать, хозяин арбы.
Кто-то из надсмотрщиков небрежно толкнул его в грудь — мол, убирайся с дороги, да поскорей. Отлетев в сторону, плюгавец заплакал, заблажил, закричал тягуче:
— У-у-у, шайтан, у-у-у!
Окружавшие его торговцы скотом злорадно захохотали.
Невольников загнали в большой сарай — так же, строго по группам — мужики, женщины, дети. Мужиков — включая и Лешку — оказалось мало, всего-то десятка полтора человек, их отвели в дальний угол, видать, приберегали напоследок. Здесь же, на небольшой наковальне расковывали цепи.
Первыми на торги вывели детей, точнее сказать — подростков лет по двенадцати-тринадцати, более младшие, похоже, просто не выдержали пути, усеяв трупами долгий работорговый путь. Подростков распродали быстро — как видно, Фариз не жадничал, уступал цену. Вообще, работорговец произвел на Лешку вполне благоприятное впечатление — человек как человек, вовсе даже не злой и не вспыльчивый, наоборот, обходительный даже. Только вот профессия у него такая — людьми торговать, как какими-нибудь быками или баранами. Уважаемая, судя по всему, профессия.
Странно, но никто из находящихся в сарае девушек и женщин не плакал, не голосил, в отчаянии заламывая руки. Хотя, чего уж теперь? Дорогу выжили, а уж сейчас… Как говаривал бригадир Михалыч — «поздно пить боржоми, когда почки отваливаются». Поздно.
— Выходить! Выходить!
Надсмотрщики шустро, одного за другим, расковав цепи, вывели на утрамбованную площадку мужчин.
Фариз Абдул, улыбаясь и поглаживая бороду, расхаживал среди толпившихся покупателей, словно павлин. Что-то говорил, кивая на невольников, улыбался, шутил, балагурил, в общем, вел себя примерно как Галкин на каком-нибудь шоу.
Странно, но Лешка почему-то вовсе не чувствовал никакого унижения, которое, наверное, все-таки должен был ощущать. Но нет… Наверное, потому что наконец забрезжил хоть какой-то свет в туннеле его такой непонятной в последнее время жизни. Теперь вот будет хоть какая-то определенность. Интересно, кто его купит? Вон тот гнусный старик с лицом, как расплывшаяся книзу груша? Или толстяк с вислым носом? Или веселый молодой парень в сверкающе – гламурном халате? Или…
