На низком столике подле кресел пузатилась бутыль «Джонни Уокера» с голубой этикеткой – самый дорогой вариант именитого пойла. Тут же стояло несколько тарелок с орешками кешью и прочей необременительной закусью, а над ними возвышалась в почётном карауле пара бутылок содовой. Вадик совсем уже решил обидеться на невнимание хозяина, как вдруг узрел благородный напиток. И тут же расплылся в улыбке, которая привела его щеки добропорядочного хомячка в усиленное колебательное движение.
Но, как выяснилось, улыбался и колыхался он преждевременно. Хозяин своей стальной дланью не слишком деликатно подхватил Вадика под студенистый локоток и препроводил к двери:
– А вас, my friend, я благодарю за то, что привели своего коллегу. Теперь у нас с мистером Платоновым состоится конфиденциальный разговор. Как говорят на моей далекой родине – top secret! Так что всего хорошего. Бай-бай!
И вытурил опешившего Славкина, напоследок не то фамильярно хлопнув по плечу, не то пихнув в распахнутую дверь.
Обернулся к изумлённому таким началом Глебу, одарил улыбкой в тысячу свечей:
– О'кей, мистер Платонов! Теперь мы можем поговорить в доверительной обстановке. Располагайтесь, плесните себе виски, а я принесу льда!
На русском он и впрямь излагал почти безупречно – если бы не легкий, но, всё же, ощутимый акцент. А гость, подуставший от нескончаемого «мистера Платонова», попросил:
– Зовите меня Глеб, мистер…
И тут вспомнил, что пустобрёх Славкин не сообщил ему фамилию «мэна». Но благородный ковбой моментально пришел на помощь:
– Дик. Просто Дик!
Наконец, высокие договаривающиеся стороны утонули в мягких креслах и синхронно забренчали кубиками льда по стенкам широких стаканов, на четверть наполненных англосаксонской самогонкой высшей очистки. Хозяин полу-люкса ещё с минуту очень уж по-простецки (рубаха-парень, свой в доску!) разглядывал гостя. Затем пригубил виски и сразу взял быка за рога:
– У меня к вам, дорогой Глеб, деловое предложение. Мы с вами открываем в России совместный бизнес. Маленькая, аккуратная фирма и только два компаньона – вы и я. Третий (кивок на дверь, за которой канул в Лету оплёванный Славкин) нам не нужен: на троих соображать не будем! Га-га-га!
Дик как-то неожиданно и неуместно разражался жизнерадостным гоготом, напрочь убивающим всё его обаяние. Быть может, он вырос на ранчо под такое вот ржание мустангов (или кто там ещё у них бегает под седлом?). Но Глеб не стал отвлекаться на посторонние размышления:
