Под вечер Вернер проснулся и поглядел вокруг. Все спали. Расстелили на земле плащ-палатки и спали мертвецким сном. С самого утра лежали они не двигаясь, лишь в полдень нехотя поднялись и побрели к полевой кухне. Но в такую жару суп никому не полез в горло; проглотив по две-три ложки, они вяло поплелись обратно. Нынче ночью многие сковырнутся, подумал тогда Вернер, не тем кормят. Дать бы им сейчас печенье, шоколад и фрукты — съели бы за милую душу. Похлебав перлового супа, в котором плавали кусочки мяса, все опять завалились спать. Лежа под деревьями удушливо жаркого соснового бора, они хрипло дышали, ловя воздух широко открытым ртом. Оглядевшись, Вернер заметил, что даже часовой уснул. Прислонясь спиной к сосновому стволу и слегка согнув в коленях ноги, он спал крепким сном. Вернер поднялся, подошел к нему и разбудил.
— Не глупи! — сказал он. — Вот шеф засечет, угодишь под трибунал.
Еще плохо соображая со сна, тот что-то буркнул себе под нос и поправил за спиной карабин.
Вернувшись на свое место, Вернер увидел, что глаза у Эриха открыты.
— Давай оглядимся немного, — шепотом предложил Вернер.
Эрих кивнул и легко вскочил на ноги. Они осторожно
пробрались между телами спящих. Пинии отбрасывали очень прозрачную кружевную тень, их кроны, словно мелкий фильтр, пропускали свет, задерживая внизу жару, удушливую, как в парилке. Огромные стволы раскинули высоко над землей могучие шатры из игольчатых лап, сквозь которые проглядывало голубое небо; но в просветы между стволами, словно в ячейки громадной сети, нестерпимо палило солнце. Все, что было в лесу живого, стлалось по земле. Вернеру вспомнились сосны, которые писал Сезанн, — яркие, прохладные стволы, овеваемые чистым дыханием моря и светлые, как мысли. Здешний лес тоже дышал благородством и чистотой и в то же время казался сетью, жаркой сетью, наброшенной им на свое подножие, насыщенное миазмами.
Было очень тихо; они видели у себя под ногами то скопище муравьев, то диковинных жуков, а то и ящерицу, скользнувшую в заросли падуба, прочертив на песчаной тропинке извилистый след. Они шагали сквозь ядовито-зеленые заросли папоротника на местах, открытых палящему солнцу, ныряли в тенистые кущи, где ветви лавра, цепляясь, карабкались вверх по стволам, охраняя созданным ими полумраком нежное цветение шиповника. У зарослей красавки, усыпанной ядовитыми плодами, Вернер остановился, сорвал одну голубовато-серую ягоду и раздавил ее пальцами. Эрих поглядел на него с отвращением и проронил:
