Он заметил, что Эрих его не слушает, и сложил карту.
— Теперь надо бы подыскать надежное местечко для ночевки, — сказал он, помолчав.
Справа от них склон спускался в другую долину. Свернув с шоссе, они долго шагали по полю, пока не наткнулись на «капанну», ее с дороги не было видно. Спрятав самокаты в высокой пшенице, они уселись у входа в шалаш и принялись за печенье и шоколад, запивая водой из фляжек. Открывавшийся перед ними ландшафт поражал величием, пустынностью и благородством форм; необъятное, затянутое темными тучами небо нависало над причудливыми изгибами горного пейзажа. Долины и хребты тянулись вдаль насколько хватал глаз, до самого горизонта, где желтоватое свечение долго не могло погаснуть. Изредка вдали полыхали зарницы. Оба вдруг ощутили свое одиночество.
На поверку «капанна» оказалась просто соломенной крышей, поставленной прямо на землю. Стен не было, так что внутри было довольно тесно, и они лежали, прижавшись друг к другу. Вход они завесили плащ-палаткой, чтобы ночью не продрогнуть. Прежде чем заснуть, Вернер сказал в душную темноту:
— Вот ты и спишь под соломенной крышей, как у себя дома в Гольштейне.
И оба подумали о доме, а Вернер еще и о том, что его затея принесла бы ему куда больше радости, если бы не Эрих со своими страхами.
Проснувшись на следующее утро, Вернер увидел, что Эрих уже не спит и даже успел отцепить плащ-палатку, завешивавшую вход; свет свободно проникал внутрь. Эрих лежал на спине, вытянувшись во весь рост и уставившись в изгиб соломенной крыши над головой.
— Мне очень плохо, — сказал он. — Посмотри, что у меня тут.
Он с трудом приподнялся и высунул из-под одеяла левую
ногу. Сапог он, видимо, еще раньше снял, а штанину закатал до колена. На голени чуть выше пятки вздулась плоская опухоль величиною с ладонь.
Вернера как подбросило.
— Дружище, — сказал он испуганно, оглядев опухоль. — Это тебя змея укусила.
Резко выпрямившись, он обвел взглядом шалаш. Он был пуст. Тогда он схватил Эриха за ноги выше колен и одним рывком вытащил на волю. Небо опять было безоблачное, а солнце только-только выглянуло из-за горизонта.
— Когда ты это заметил? — спросил Вернер.
— Примерно час назад я проснулся, — ответил Эрих, — но ничего такого не почувствовал. Просто показалось, будто колючкой царапнуло. Сапоги я еще с вечера снял, потому что жали. Я решил, что укололся о колючую травку тут, в «капание». Но потом стало жечь — все сильнее и сильнее.
— Этого нам только не хватало, — прошипел Вернер. И прикусил язык, увидев, что лицо Эриха побледнело и покрылось крупными каплями пота. Вглядевшись в опухоль как можно пристальнее, он принялся ее отсасывать, время от времени сплевывая слюну. Но потом понял, что только ее и сплевывает. Он не мог найти точку, куда вонзила жало гадюка, поэтому прощупал губами всю опухоль. На вид она лучше не стала. Тогда он подобрал с земли сухую щепочку и зажег ее спичкой с одного конца.
