* * *
Меня проводили в покои принцессы. Тетушка сидела перед столиком итальянской работы и раскладывала пасьянс. Ее высочество поместилась на мягком пуфе против своей воспитательницы и совсем по-детски подперла кулачками щеки, упершись локтями в колени. Лицо ее было грустно. Она рассеянно следила, как ложились на столешницу карты французской колоды, но казалось, ее больше занимало причудливое сочетание разложенных карт и видных участков столешницы, на которых возможно было угадать мозаичные изображения пестрых птиц на длинной ветке. Уже в дверях я заметила, что ясные глаза принцессы заплаканы. Горели четыре свечи в серебряных подсвечниках. Тетушка Адеркас что-то тихо приговаривала; должно быть, объясняя принцессе раскладку карт.
Увидев меня, Ее высочество заметно оживилась и поспешно встала. Тетушка подняла голову от карт на мозаичной столешнице. Я приблизилась к принцессе, сделала придворный поклон и смиренно попросила прощения. Принцесса вдруг припала лицом к моей груди. Я решилась обнять ее. Мы про стояли так несколько мгновений. Затем Ее высочество мягко отстранилась и просительно посмотрела на свою воспитательницу. Тетушка кивнула и пошла к двери. Я поняла, что они заранее договорились и тетушка согласилась оставить меня наедине с принцессой на ночь.
Скоро мы очутились перед тем же итальянским столиком и, невольно улыбаясь, смешали карты. Я снова и горячо попросила прощения у Ее высочества за то, что не только не разделяла ее скорби, но даже развлекалась поездкой в Петергоф. Принцесса с милым нетерпением прервала мои покаянные речи.
– Нет, нет, ты вовсе не должна… – заговорила она задушевно.
Я осмелилась перебить Ее высочество новым приступом покаяния. Но заметив, что нетерпение принцессы увеличилось, я замолчала. Она же облегчила свою душу, заговорив о своем дневном посещении герцогини Мекленбургской. Ее пугала увеличивающаяся болезнь матери, но еще более Ее высочество страдала от якобы недостаточной своей любви к матери.
– Прежде… прежде было не так… – Принцесса заплакала, как малый ребенок, прижав ладони к лицу.
Я утешала Ее высочество и заметила осторожно, что ведь это очень нелегко – любить человека, изменившегося так страшно, утратившего разум…
На самом деле разве я знала доподлинно, что герцогиня Мекленбургская утратила разум? Я, конечно же, была неосмотрительна, высказав в качестве данности подобное предположение, но оказалось так, что я лишь облегчила душевные муки принцессы.
