Рядом с нами очутились бригадир Швар с женой и двумя дочерьми-подростками. Мы приветствовали друг друга и вместе залюбовались фонтаном. Доктор заметил, что по его сведениям вода в этом фонтане бьет не ниже, чем в Сен-Клу. Бригадир настроен был несколько более практически. Он напомнил, что вода для петергофских затей подводится за восемьдесят верст и берется от дудергофских бумажных и других полезных фабрик. Господин Швар сказал, что это обстоятельство весьма сердит Коммерц-коллегию, однако придворные политики полагают, что удовольствия Ее величества важнее пользы страны. Несмотря на то что бригадир высказывал подобные соображения, понизив сильно голос, мы то и дело оглядывались по сторонам; докторша – серьезно, я – скорее забавляясь. Супруга и дочери Швара отошли поодаль, к двум другим водометам. И тут я вздрогнула, и госпожа Сигезбек, обернувшись в очередной раз, немедленно приметила это и снова взяла меня под руку. Навстречу нам двигались, картинно, как мне показалось, Эрнст Миних и Доротея – под руку. Он улыбался супруге. Я заметила, что у него большие и достаточно крепкие и чистые зубы, которые он выставил напоказ в улыбке деланной.
– А мы потеряли вас! – воскликнула госпожа Сигезбек и, не отпуская моего локтя, отступила на несколько шагов.
– А мы – вас! – любезно откликнулась госпожа Миних.
Госпожа Сигезбек объявила громко, что я устала и потому мы возвращаемся, но…
– …вы можете остаться! Мы не хотим стеснять вас!
– О да, нам лучше остаться, Эрнст! – подхватила Доротея таким преисполненным ненатурального оживления голосом, что возможно было уже явственно расслышать нотки едва ли не отчаянного визга…
О чем они все подумали! То есть о чем подумал каждый из них?..
Чета Минихов прошествовала мимо нас. Я невольно снова вздрогнула и рванулась в сторону. Госпожа Сигезбек сжала мой локоть крепко. Мимо моих глаз неровно проплыло, словно бы опрокидываясь в солнечном воздухе и омрачая его собою, лицо младшего Миниха. И я совершенно ясно расслышала громкий мужской шипящий шепот, обращенный ко мне:
– …Puttana!..[53]
Еще никогда в жизни никто не оскорблял меня. В первое мгновение я просто-напросто растерялась. Отчего он сказал это по-итальянски? И как он мог это сказать мне? За что? За то, что я не поддалась ему? Но тогда я тем более отнюдь не то, чем он полагает меня… Я улыбнулась невольно и потерянно. Минихи отошли на довольное расстояние. И только в эти минуты я поняла, что произошло, как мерзко и подло оскорбили меня! Я была запачкана этим оскорблением, меня словно бы обдали грязью, уличной грязью. Но отчего? Кажется, я понимаю. Он предположил, что я обо всем рассказала тетушке.
