Увы! мир далеко не так широк, как того желалось бы нам. Где бы мы скрылись? Императрица могла бы потребовать выдачи Андрея как российского подданного, и голландские власти не замедлили бы исполнить ее просьбу. У нас нет денег, мы не можем покупать себе паспорта и подорожные, останавливаться в хороших гостиницах… Но я знаю, отчего Андрей, начав говорить, не довершает фразу, прерывает свое говорение. Без сомнения, он любит меня, но он и не испытывает ненависти к своей жене. Он не может ненавидеть ее. Странно, но ведь и я прониклась глубоким осознанием безысходности того, что с нами произошло. Она не виновата, она явилась в его жизни прежде меня. Но и он не виновен в своем чувстве ко мне. Я уже не думаю о ней с иронией. Я помню ее босые ноги, у нее маленькие ступни, как мои, а лицо ее под слоем румян выражало простую доброту…
Он обнял меня, а я – его. Мы сидели обнявшись на скамье в оранжерее Аптекарского сада, в окружении дыхания множества растений. Он сказал, что готов ждать бесконечно. Я отвечала, что желаю нашей близости, но мне страшно.
– Тогда пусть это никогда не произойдет, мои чувства к тебе не переменятся…
Боже мой, что мне делать?
* * *
Принц замешкался. Вероятно, что-то препятствует его скорейшему приезду. Между тем в жизни принцессы произошло печальнейшее событие. Скончалась герцогиня Мекленбургская. Принцесса никогда не забывала мать, посещала ее и глубоко огорчалась ее болезнью. На самом деле ни придворная жизнь, ни танцы, ни веселая болтовня с Юлией, ни задушевные беседы со мной не отвлекали Ее высочество от горестных мыслей о матери.
Похороны были весьма пышными. Около шести тысяч человек окружили монастырь Святого Александра. Тело везли под балдахином. Впереди шли гренадеры пехотной гвардии, кадеты, купечество всех наций и дворянство, затем хор певчих (на все голоса, русская церковь никогда не использует никаких музыкальных инструментов). Августейшее семейство представляли Ее величество и принцесса Елизавета, которую вели под руки маршал Миних и канцлер Головкин. Она казалась огорченною. Все дамы двора следовали в процессии под вуалями. Архиепископ Казанский, Илларион, произнес проповедь. На протяжении шести недель совершались молебны. Катафалк влекли шесть лошадей, убранных соответственно горестному событию. Гроб накрыт был черным бархатным покрывалом с большим белым атласным крестом, нашитым в центре, а в углу нашиты были герб и вензель покойной герцогини. Она была облачена в роскошнейшее парадное одеяние. Над гробом натянут был черный полог, украшенный серебряным галуном и вышитым герцогским гербом. Слуги несли факелы. Все участники похоронной торжественной процессии имели на руках белые перчатки. Принцесса Анна ехала в траурном экипаже, также запряженном шестеркой лошадей. По желанию Ее высочества я сопровождала ее, одетая в черное. Ее высочество была в глубоком трауре и временами, казалось, впадала в беспамятство. Я держала наготове серебряный флакон с нюхательной солью для предотвращения тяжелого обморока.
