Замечательно, что в этот период жизни своей Поджо, столь вообще плодовитый, не пишет почти ничего своего, оригинального. За исключением трактата «О скупости», его философские работы все позднейшего происхождения, равно как и «История Флоренции», труд его старости, исполненный, когда он был уже на верху своего величия, канцлером Флорентийской республики. Зато он бесконечно много учится — и систематически, односторонне, — видимо, дрессируя себя на какую–то ответственную работу по римской истории императорского периода. Никколи едва успевает посылать ему то Аммиана Марцеллина, то Плутарха, то «Географию» Птолемея и т.д.
Во всеоружии такой подготовки в 1425 году закидывает он удочку насчет Тацита. Что это была только проба, ясно из волокиты, которая началась после того, как Никколи схватил крючок, и потянулась на четыре года. Поджо пообещал труд, который сгоряча рассчитывал быстро кончить. Но работа оказалась сложнее, серьезнее и кропотливее, чем он ожидал. И пришлось ему хитрить, вывертываться, выдумывать оттяжки с месяца на месяц, а в конце концов, вероятно, все–таки признаться Никколи: ведь этот же знал своего хитроумного друга насквозь, да и посвящен был в таинственный заказ Ламбертески. Поэтому Гошар думает, что начал–то подлог свой Поджо один, но Никколи он провести никак не мог, и книгоиздатель был, несомненно его пособником…
Медлительность Поджо происходила просто из того, что он был не какой–нибудь вульгарный литературный мошенник, но великий ученый и артист: лучше, чем кто–либо, понимал громадность претензии, которую он на себя взял, и много раз, когда книга была уже готова к выходу, останавливался в нерешительности, выпускать ли, и снова перечитывал, редактировал, правил.
Ввиду множества доказательств, хотя и сплошь косвенных, через экзегезу, Гошару удается поколебать доверие к подлинности Тацита — по крайней мере, в одном из двух списков. Но ведь их два. Они резко разнятся почерками и форматом и найдены на расстоянии добрых 60 лет. Если в обоих списках, несомненно, выдержан тон и язык одного автора, то, конечно, допустив авторство Поджо Браччолини для Второго Медицейского списка, мы открываем этой гипотезе дверь и в Первый список. Но почему же Браччолини не нашел нужным подделать Тацита, если уж подделал он его — сразу и цельным одного типа экземпляром?
Гошар отвечает:
— Потому, что, «найдя» два манускрипта разного формата и почерка, как бы отрывки из двух рукописей разных веков, Поджо хотел замести следы подлога и сбить с толку ученую критику.
