— Мне... мне п-просто нужна минута, — сказала она и начала яростно тереть салфеткой глаза.
Ей было необходимо высморкаться, но она с ужасом подумала о том, на что будет похоже ее лицо с размазанной по нему тушью, когда она отнимет салфетку от глаз. Горе сжимало ей грудь, клокотало в горле. Что с ней? Что ей делать?
— Могу я еще чем-нибудь быть вам полезен? — спросил Наварес. — Может быть, позвать мою ассистентку?
Софи услышала, как скрипнуло кресло, и испугалась, что он собирается встать.
— О нет, нет, прошу вас!
Раймонд Наварес любил, чтобы все в жизни происходило в точности так, как положено. Софи, склонившись над сумкой, вдруг ясно осознала это. К тому же инстинкт самосохранения невнятно подсказывал ей, что, возможно, и не стоит бороться со слезами. Если Наварес действительно так боится сцен, как кажется, то при небольшом везении она может поймать на этом знаменитого доктора.
— Миссис Бэбкок, вы слишком расстроены, я...
Софи плюнула на салфетки, на свой внешний вид и заставила себя посмотреть на Навареса. Все лицо у нее было в следах от слез, в голосе звучала неподдельная боль. Ей было трудно говорить, но, к собственному удивлению, она с некоторым даже вызовом заставила себя открыть перед ним то, чего, быть может, не хотела признать даже наедине с собой.
— Когда я потеряла Джея, я чуть не умерла, — сказала она. Рыдания подступили к горлу, но она продолжала. — А теперь, когда он вернулся, я никак не могу поверить, что это он. Вы понимаете, что я имею в виду, мистер Наварес? Желали ли вы когда-нибудь чего-то с такой страстью, что, получив желаемое, не смели поверить, страшась, что его снова у вас отнимут?
— Мне очень жаль, миссис Бэбкок. Действительно жаль.
Наварес сидел, уставившись на нее, и качал головой. Он был так ошеломлен, что Софи, несмотря на собственное смятение, поняла: этот человек настолько закрыт даже для собственной душевной боли, что любой намек на боль, пусть и чужую, способен парализовать его. Ей пришло в голову, что он сам испытал когда-то тот страх, о котором она ему говорила, такой жуткий страх, что он заставил его навсегда отгородиться от всего, кроме собственного глянцевого образа.
— Я могу позвонить мистеру Уайту, — предложил Наварес и потянулся к трубке. — Уверен, он не станет возражать против того, чтобы вы, учитывая обстоятельства, взглянули на результаты тестов.
Софи замотала головой, слезы потекли у нее по щекам. Ей казалось, что поток их никогда не прекратится. У нее даже мелькнула мысль, не вызван ли он отчасти желанием разжалобить доктора, но она совершенно честно не могла бы сказать, насколько это верно. Она на самом деле была сломлена.
