Прежде чем перейти к рассказу о финальном поединке и предоставить слово Анатолию Афанасьеву, расскажу коротко об этом незаурядном человеке. Его обидела родная страна, обидела крепко и незаслуженно, а он сказал:
— Когда закончился матч с Югославией, мы были счастливы.
…Отец Анатолия Леонтий Тимофеевич, директор киевской средней школы № 3 ушел на войну в один из первых ее дней, и погиб, защищая Ростов. А дед-инвалид Трофим Антонович, вскоре после того как Ржищев захватили фашисты, выпил для храбрости, вышел на базарную площадь и, подняв вверх костыль, гаркнул: «Русские всегда били немцев, и этих побьем!» Его расстреляли. В те же примерно дни пятнадцатилетнего Толю схватили во время облавы и отправили на принудительные работы в Германию, в городок Вольсбург близ Брауншвейга. Освоил профессию токаря. Хоть и не за колючей проволокой жил, унижений и мытарств испытал сполна. В мае сорок пятого услышал от пожилого сородича: «Толян, не спеши возвращаться. Ты пил чай из немецкой чашки, тебе этого дома никогда не простят».
«Что ты слушаешь фашистского прихвостня? — молвил друг Федор. — Родина ждет нас, не сомневайся, едем!»
Много лет спустя Афанасьев узнал, как приветили Федора дома. На допросе спросили: «А почему не пустил пулю в лоб, когда брали в плен? Был ранен? Но другие не сомневались, как поступить». Кончил Федор жизнь двадцативосьмилетним, не в чужом — в «родном» лагере.
С женой Людмилой Анатолий встретился в лагере для перемешенных лиц, в Германии. Теперь у них большая семья.
Не с глазу на глаз рассказывает о себе Афанасьев. Рассказывает в доме Бориса Волничанского в присутствии многих русских, и у меня нет основания не верить ему.
…Для того, чтобы вести радиопередачи о русской литературе, ее надо не просто любить, ее надо хорошо знать. Мне, филологу по образованию, вдвойне интересны беседы с таким человеком.
Рассказывая о заключительном матче СССР—Югославия, он высказывает мысль, кажущуюся неожиданной:
— Вы знаете, я не люблю слова «болельщик», укоренившееся в русской речи за последние годы. Оно из какого-то очень низкого лексического ряда. И пришло на смену бытовавшему до войны слову «прижимальщик»: «Этот прижимает за «Динамо», а тот — за «Спартак»». Но в тот день я и все мои старые русские друзья и новые австралийские знакомые с невероятной силой болели за наших. Каждый острый моменту их ворот откликался тревожным предчувствием, каждая атака порождала надежды. Никогда я не желал ни одной другой команде победы так, как в тот дождливый летний декабрьские день. Гол, забитый на сорок восьмой минуте моим тезкой Ильиным, вижу так отчетливо, будто и не прошло с тех пор столько лет.
