Игра становилась все более жесткой, провинциалы ни в чем не желали уступать столичным, и в давлении на арбитра — тоже.
В борьбе за верховой мяч Батя, не любивший и не умевший прыгать, одним только локтем уложил двух далеко не хилых нападающих «Спартака». Случилось это вблизи штрафной площади:
— Пенальти! — потребовал подскочивший Бахрамов.
— Если вы не перестанете мешать, выгоню с поля, — пригрозил я, назначив штрафной удар.
Когда же в начале второго тайма Бахрамов снова подлетел ко мне со своими пожеланиями, у меня возникло дикое желание исполнить угрозу. В ту пору, увы, у судей не было ни желтых, ни красных карточек, с появлением их все стало просто и необратимо: спорь, не спорь, а с поля уйдешь. Мне же предстояло вступить в дискуссию, которая могла оказаться и долгой, и бесплодной. Признаюсь, смалодушничал. Ограничился предупреждением. Но счеты с Бахрамовым решил свести (пусть многоопытные судьи бросят в меня камни, но первым сделает это тот, кто с ангельской терпимостью сносит оскорбления и сразу же вычеркивает из памяти обидчика). Близ своих ворот капитан сыграл рукой. Можно было посчитать: сыграл не умышленно — не рука нашла мяч, а мяч — руку. Но незрелая душа моя была налита местью, и я назначил пенальти. Успел подумать: сейчас забьют гол, и мне лучше всего будет взять на работе внеочередной отпуск и уехать из города. До конца игры оставалось не более пяти минут.
Батя не без труда выхватил мяч из рук центрфорварда, мечтавшего обессмертить свое имя. Но силенки у него, видимо, еще остались. Начал разбег чуть ли не с центрального круга. И ударил так, что мяч, вылетев за пределы стадиона, едва не снес стену недостроенного Дома правительства. У меня отлегло от сердца.
Обжигающе палило солнце. Пот, ливший семью ручьями, застилал глаза. Трибуны плыли перед глазами. Северная напоминала пароход, пробивающий себе гудком выход из бухты.
Небо пожалело меня. Когда медленная, как никогда, стрелка секундомера готовилась совершить последний оборот, мячом завладел все тот же Садыхов. И снова на грани офсайда, во всяком случае, так мнилось моему утомленному взору. Сказал себе: хватит, гости уже получили две поблажки… Уйдя от преследовавших его защитников, Ариф обвел вратаря…
Южная трибуна, собравшаяся было посчитать меня своим героем, теперь была готова вылить ушаты грязи. Северная — вмиг простила все мои прегрешения: я засчитал гол.
— Этого судью надо побить, — крикнул чуть ли не на весь стадион бывший вратарь «Темпа» Темик Арзуманов, со страшной силой переживавший за своих двух родственников, игравших в команде НКАО.
