Я люблю Америку | страница 37

Наполеон три раза разгромил русских, пока русские гнали его во Францию по Европе, – три раза! – а наши гонят и гонят. Наполеон проиграл, потому что у него кончились люди. Он не знал одного – в России люди никогда не кончаются. Набрав в последний раз себе армию из юнцов, Наполеон решил обойти русских с тыла. Наши сказали: «Да на фиг он нам нужен!» Пошли и взяли Париж! Дорога же свободна. И всё.

Мы всегда удивляли мир, потому что делали все от души. Еще Бисмарк предупреждал: «Никогда не замышляйте ничего против России. На любую вашу хитрость Россия ответит своей непредсказуемой глупостью». Не глупостью, а от души. В чем загадка такой поголовной несуразности? ЗЕМЛЯ-МАТУШКА ДАЛА НАМ ОСОБУЮ ЭНЕРГИЮ, А МЫ НИКАК НЕ ПОЙМЕМ, ЧТО С НЕЙ ДЕЛАТЬ!

– Михаил Николаевич, как получилось, что вы так изменили свои взгляды? Ведь вас Америка потрясла, когда вы там побывали в первый раз…

– Да, правильно, потрясла. Потому что я приехал в советское время. Мне там было так хорошо! Я мечтал, чтобы все советские люди тоже увидели это. Как я хотел показать своим родственникам Диснейленд! Мне было до слез обидно, что мы не знаем, что так можно жить. Я же видел внешнюю сторону. А обертка в Америке хороша даже у попкорна. У каждой, даже совершенно гадкой еды великолепная обертка на Западе. Я был восхищен этими обертками, я только их и видел тогда… Мне нравилось все, что было не как в Советском Союзе.

– Что помогло вам взглянуть на все по-другому?

– Человеку свойственно менять взгляды, если он не зашорен. С возрастом многое обесценивается, а многое приобретает новую цену. Как я говорю, циник – это тот, кто всему знает цену, но мало что ценит. Кто-то меня может считать циником, а кто-то поумневшим. Некоторые стареют, а некоторые умнеют. Мне бы хотелось, чтобы меня причисляли ко второй категории. Когда мы с Шульманом первый раз приземлились в Америке, я смотрел в иллюминатор и не мог поверить, что я, бывший инженер двигателей летательных и ракетных аппаратов, действительно смог попасть сюда. У меня ведь была такая секретность, что я даже не имел права встречаться с иностранцами в Москве. А когда мой друг уезжал в Америку, мне не разрешили с ним проститься – вдруг бы я рассказал ему секрет топлива, который никак не мог запомнить, когда учился в институте. И неожиданно меня выпустили в Америку! Я еще спрашивал Шульмана: «А Манхэттен покажешь мне? Небоскребы я увижу?» А сегодня я смотрю на них и думаю: «Это гробы, поставленные на попа». Но без первого очарования Америкой у меня бы не произошло и разочарования. С возрастом я стал видеть, что красота внутри, а не снаружи. Америке я очень обязан. Благодаря ей я разочаровался и в западной демократии, и в идеалах, которые навязывает нам Запад. Все мои размышления начались с Америки. Идеальное оказалось фальшивым. Разочаровавшись во всем этом, я снова пришел к очарованию той правдой, которая скрыта за поволокой западного пиара.