– Это не тебе решать, – пожимает плечами. – А ей.
Задумываюсь.
Лезу в карман за сигаретами.
– Согласен, – говорю. – Ей. Не мне. А вот решать, давать ли денег на такое, с моей точки зрения, – весьма сомнительное, – образование, – уже не ей. А как раз даже и наоборот. Ты меня понимаешь?
Смотрит на меня с презрением.
– Ты что, собираешься отказать собственному ребенку?
Тут она, конечно, – в точку бьет.
Дочери мне очень трудно хоть в чем-то отказать. Так получилось, что я ее совсем по-другому чувствую.
Как хоть и полузнакомого, – да что там, совсем незнакомого, но все-таки необычайно близкого человека.
И откуда только что берется…
Хоть и не виделись бог знает сколько времени.
Мне это очень трудно объяснить, но она – моя.
Абсолютно моя.
Даже имя ей в свое время – я давал, преодолевая жесткое и упорное сопротивление Натальи.
Она хотела по-другому назвать.
Олей, по-моему.
Или Настей.
Наплевать.
А назвали – Русиной.
Почему именно такое – странное – имя, – это уже совсем другая, темная, страшная и немного мистическая история.
Очень и очень личная.
Мой неоплаченный и неоплатный долг.
Потом как-нибудь расскажу…
Не сейчас.
– Отказать, – говорю, – это сильно сказано. Разобраться. Нужно ли ей это на самом деле…
Поводит презрительно плечами:
– Ты хоть знаешь, – говорит, – что твоей дочери в этом году исполняется четырнадцать лет? Что она уже выше тебя ростом? Что на нее заглядываются парни на пять лет старше? И что у нее абсолютный слух и природный джазовый вокал, почти на четыре октавы?
– Я, – вздыхаю, прикуривая сигарету, – знаю только одно: что я хреновый отец. Это не рисовка, это правда. И что совершенно не чувствую себя на сороковник с лишним. Года на тридцать два – тридцать три, максимум…
Сигарета наконец-то прикуривается, а официантка наконец-то приносит кофе.
– А насчет джазового вокала тебе кто сказал? – спрашиваю.
Жмет плечами.
– Ее преподаватель в музыкальной школе, естественно…
– Ага, – кривлюсь. – И деньги – естественно – этому самому преподавателю…
– А кому еще?! – вскидывается. – У нее связи на телевидении, нужно записать фонограмму, показать девочку…
Молчу.
Курю.
Усмехаюсь.
– Тебя, – говорю, – дорогая, просто разводят, как последнюю лохушку. Точнее, – не тебя. Меня. На мои деньги. При твоем посредничестве. А я их зарабатываю, между прочим, а не на фикусе выращиваю. У меня у самого «связей на телевидении», просто в силу специфики профессии, – хоть жопой ешь. Уж побольше, чем у вашего «преподавателя из музыкальной школы», это точно. Как говорит один мой добрый знакомый из этого самого ящика – «по любэ». И толку? Знаю я эти «технологии»…
