Еще раз поежился и вышел из подземного перехода на улицу под холодный, косой и колючий весенний мартовский дождь.
Мама уезжала на работу в половине восьмого, и мне, чтобы не попасть под шквальный допрос, стоило еще часа полтора погулять.
Вечером будет проще, вечером она уже немного успокоится.
Я пошарил по карманам, насобирал сорок две копейки мелочью, купил пачку «Столичных», спички и, не сильно торопясь, двинулся в сторону родного для меня Кузьминского парка.
Шел дождь, и вместе с этим дождем продолжали длиться мои последние в этой жизни весенние школьные каникулы.
Впереди были четвертая четверть, последний звонок, экзамены, выпускной бал, институт и целая-целая жизнь.
Которая, увы, на поверку оказалась совсем не такой радужной и счастливой, какой чудилась мне под этим, перемешанным с тяжелым мокрым снегом, косым и колючим дождем на раскисших дорожках парка, огражденных с обеих сторон огромными узловатыми черными липами.
Я сорвал с ветки липовую почку, растер ее в ладонях, вдыхая острый запах холодной московской весны, прикурил, затянулся, вздохнул, поднял лицо к небу, под струи дождя, и не торопясь побрел в свое такое замечательное и светлое будущее…
А с Эдиком мы дружили еще довольно долго.
Года, наверное, два.
Пока мне окончательно не астопиздел этот проклятый бледно-поганочный поэтический декаданс, и я, плюнув на все, не отправился решительно в армию.
Ну, а после армии мы с ним так ни разу, к сожалению, и не созвонились…
…Новая секретарша почему-то старается ходить исключительно бочком и вдоль стеночки.
И – молча.
Зайдет и стоит, ждет, пока я сам ее не замечу.
Даже, кажется, и не дышит.
Дура.
Я что, действительно такой страшный?!
Или – старый?!
Ну да, для девятнадцатилетней-то девочки…
…Отрываюсь от компьютера, смотрю ей в глаза.
Тоже молча.
Вздыхаю.
– Да, Лена. Слушаю вас. Вы ведь что-то хотели мне сказать?
Сглатывает и, кажется, – даже потеет:
– Дмитрий Валерианович… там это…
Жду.
Наконец не выдерживаю:
– Что «это»?!
– Ну…
Еще раз вздыхаю и привычно тянусь за пачкой «Парламента».
Черт.
Надо бы поменьше курить, уже и двух пачек в день не хватает. Так и кеды в угол случайно составить можно, такими-то темпами.
– Что «ну», – постепенно зверею, – что «ну», Леночка?!
Молчит.
Мнется.
– Ле-на, – говорю по слогам. – Что слу-чилось?!
Молчит.
Опускает очи долу, блин.
Еще немного, и расплачется.
А ведь совсем не глупая, озорная и очень даже симпатичная девочка, на первый взгляд.
И на второй – тоже.
