Прозрачные леса под Люксембургом | страница 9



Тридцать лет прожили они в привычке, вечных хлопотах, воспитании сына и только сейчас, постигнув необратимость произошедшего, были влюблены, как в юности, и тосковали друг без друга. Егору Васильевичу хотелось подойти к жене, положить руку на плечо и сказать, что он здесь, с ней, но делать этого было нельзя, и, не находя себе места, он вышел на лестничную клетку.

На площадке, аккуратно стряхивая пепел в блюдце, в неловком молчании курили сварщики его бригады.

– С понедельника нас на трассу посылают, – первым нарушил молчание бригадир.

– Почему нас-то?!

– Опять – твою мать! – завозмущались сварщики.

– А кого прикажете посылать? – усмехнулся бригадир. – Молодых? Они наварят…

– Дождь, слякоть… – неопределенно сказал кто-то.

– Егора бы. Он любил с трубами возиться.

– Да, Егор был сварной что надо, – охотно поддержали сварщики.

– Самые неудобные стыки выбирал.

– Да и то сказать: наблатыкался за тридцать лет.

– Теперь вот… Тьфу! – сплюнул кто-то в сердцах. – Пойдем, что ли, хлопнем за помин Егоровой души.

«Почему они все об одном и том же…» – с раздражением подумал Егор Васильевич, но, вспомнив, что еще недавно сам был таким, смутился и прошел в квартиру.

На кухне Люба, соседка, выпытывала у Елизаветы Ильиничны:

– Не приходил еще Егор-то?

– Нет… – как будто удивлялась Елизавета Ильинична.

– Ты не удивляйся. Они, покойники, любят после смерти ходить. Ходят – душу мытарят.

– Зачем?

– Бог их знает, неуемных. Ты, главное, не бойся.

– Я не боюсь, – спокойно отвечала Елизавета Ильинична.

– Как почувствуешь: пришел, – не успокаивалась Люба, – ты его матом и почаще. Они этого не выносят.

«Неужели пошлет?» – ужаснулся Егор Васильевич.

– Глупости все, – сказала Елизавета Ильинична и ушла в комнату.

«Дура!» – рассердился Егор Васильевич и сыпанул Любе соли в поминальный компот.

Расходились быстро – никому не хотелось оставаться один на один со вдовой, переносить ее слезы и заниматься бесполезным утешительством.

За окном шел мелкий осенний дождь, и сварщики, предполагая сырость вечерней улицы, выпили в коридоре на посошок, что-то долго и путано объясняли Елизавете Ильиничне, оставляли телефоны и только после этого ушли. Елизавета Ильинична осталась одна.

Чтобы не напугать жену, Егор Васильевич прошелся по комнате тяжелой, одной ей знакомой походкой и несколько раз кашлянул в тишине.

– Ты, Егорша? – позвала Елизавета Ильинична.

– Я, Лиза.

– Я ждала тебя.

– Я не мог раньше.

– Сядь около меня.

Егор Васильевич сел.