– Через час мне на работу, – предупредил он.
– Позавтракаем, – сказал старик, – и побежишь. В крайнем случае, опоздаешь. Ты начальство – тебе можно.
– Жена дома. Ждет…
– Да она на двадцать лет вперед все тебе простила, жена твоя…
Старик поставил чайник, бросил в кастрюлю четыре яйца. Достал из холодильника колбасу, масло.
Сосед огляделся.
– Как у тебя… – он подбирал слово, – пустынно…
– Пустынно, – отозвался старик. – Ты ведь никогда у меня не был. И я у тебя. Живем в одном доме, бегаем по утрам и даже не поговорили.
– Всеобщее разобщение, – вскинул плечи сосед.
– Живем, как будто сбрасываем в бездну одинаковые дни. И не мудреем, и лучше не становимся…
– Тебя бессонница, что ли, замучила? – улыбнулся сосед. – Что?
– Чего ты взялся философствовать-то с утра?
– Да какая, к черту, философия… Жизнь-то прошла, Костя, а зацепиться не за что…
Сосед взял папиросу. Долго крутил в пальцах, неумело сминая гильзу.
– Ты был на войне, – серьезно сказал он, – разве этого мало…
– Был. И вернулся. Целый и невредимый… И все ждал, когда наступит день и час и я совершу что-то достойное того, что делал там… – Старику показалась неловкой эта фраза – он встал, достал с полки чашки и, повернувшись к соседу спиной, стал отмывать их ершиком под струей горячей воды. – Так и прожил в ожидании…
– Напиши мемуары.
– Рядовые не пишут мемуаров.
Сосед поднялся.
– Побегу. Уже опаздываю…
– А завтрак?
– Да хрен с ним… Перехвачу в буфете. Только ты…
– Ладно, – отмахнулся старик.
Яйца переварились. Старик выключил газ, аккуратно слил воду и выбросил кастрюлю в ведро.
Потом он одевался, то и дело поправляя пиджак и галстук, поскольку давно не носил ни того ни другого и совсем отвык.
Сначала он зашел на почту и, выстояв очередь среди таких же стариков и старух, получил пенсию.
Кассирша считала медленно и неуверенно, сбивалась, пересчитывала, и в это время старик смотрел на солнце, встававшее над крышами многоэтажек. Старик смотрел на солнце с каким-то последним восторгом, и кассирше, наконец-то справившейся с подсчетами, пришлось дважды постучать по стеклу, прежде чем он ее услышал.
– Сухов, получите! – раздраженно сказала она.
Выйдя с почты, старик сел на трамвай, следующий в город. Ему уступили место, но он отказался, испугавшись, что сидя не сможет ловить глазами солнце, прячущееся за крышами домов. На старых булыжных мостовых трамвай трясло, и от этого солнце казалось еще неуловимее.
На центральной улице города старик зашел в нотариальную контору и оформил бумаги, которые, как полагал, успеет оформить всегда.
