Волна, ворвавшись в окно, подхватила мое невесомое тело и потащила вверх. Острые пузырьки пены щипали лицо, упругая вода мягко давила снизу, еще мгновение, и я выплыву в окно и вместе с волной понесусь вверх по лестнице, чтобы у самого верха взмыть, точно птица…
Кто-то сильно затряс меня за плечо.
– Эй, Шуа, ты меня слышишь?
Я открыл глаза. Передо мной была та же стена, а сквозь окно доносился гул голосов, похожий на шум морской волны. Шали крепко держал меня за плечо и тряс, приговаривая:
– Да очнись же ты очнись, наконец!
– Что случилось, Шали?
– Уф, – он с явным облегчением перевел дух. – Тебя чуть не унесло. Я уже думал посылать Кифу за помощью.
– А где волна? – я оглядел комнату. Пол совершенно сух, значит, мне все это привиделось.
– Волна была там, – Шали ткнул рукой в сторону общего зала. – Избранные соединяют вместе силу молитвы и поднимают ее вверх по лестнице, чтобы Наставник мог взлететь на ней в горние миры.
– Я тоже чуть не взлетел. Меня уже подняло над полом и потащило на лестницу. Жаль, что ты меня остановил.
– Тебя бы просто подмяло и унесло Свет знает куда, – очень серьезно сказал Шали. – Ты действительно необычный парень, если с первого раза оказался в волне.
– Ну почему, почему, Шали, – забасил Кифа, – ты всегда не веришь словам товарища. Мы с тобой за год занятий научились только слышать волну, а подняться вместе с ней и сейчас не можем.
– Говори только за себя, – огрызнулся Шали. – И вообще, я умираю от голода. Сегодня мне обещали большой кусок жареного мяса.
– А мне яичницу из пяти яиц! – отозвался Кифа. – Пошли, Шуа. Ты тоже, наверное, есть хочешь?
Только тогда я почувствовал, насколько проголодался. От слов Кифы мой желудок проснулся и заурчал, словно Шунра.
В общей столовой избранные, омыв руки, рассаживались вдоль длинного стола, идущего от одного края здания до другого. Стояла полная тишина, нарушаемая лишь шарканьем множества ног о гранитные плиты пола. После омовения рук до преломления хлеба запрещено разговаривать, и это правило соблюдалось тут неукоснительно.
Наш стол стоял в углу, одним краем заходя в боковую галерею. За ним было четыре места, но лежали только три больших хлеба, стояли три чашки и кувшин с водой. Я заметил в других углах здания еще несколько столов, за которыми сидели мальчики моего возраста. Как видно, они также были учениками.
На возвышение в центре столовой поднялся верховный Терапевт. Я сразу узнал его и немного обрадовался – все-таки знакомое лицо. Терапевт взял в руки два хлеба и громко произнес благословение. В ответ раздалось «Омейн», произнесенное сотнями голосов, и все приступили к еде.
