Вход в Хирбе-Кумран находится с запада. Тут работали терапевты, они возвели огромную входную арку, две башни справа и слева от входа и подняли стену на высоту сорока локтей. С холма, где притаился страж пустыни, и откуда подходящий к обители бросает на нее первый взгляд, видна именно эта сторона, производящая особенно сильное впечатление. Гигантские створки ворот, окованные пластинками из чистого золота, могут сдвинуть с места только десять человек. Стены покрыты ослепительно белым эгейским мрамором, и если подходить к Кумрану во второй половине дня, когда солнце освещает из-за спины золотые ворота и белые стены, невозможно не удержаться от возгласов изумления и благоговейного трепета.
Перед воротами нас встретил стражник: ессей лет тридцати в простой коричневой тунике, кожаных сандалиях и широкополой соломенной шляпе. Его лицо было почти черным от загара, а глаза желты, точно пустыня, которую он постоянно рассматривал, наложила на них свой неизгладимый отпечаток. Волосы стражника были очень коротко, по-ессейски, подстрижены, а в руках он держал веревку с завязанным на конце узлом.
– Видишь веревку, – тихо произнес отец, пока мы приближались к стражу. – Это самое страшное оружие воинов. Ты и представить себе не можешь, что они делают с ее помощью.
– Ну, – презрительно фыркнул я, – что может поделать веревка против меча.
Отец лишь улыбнулся.
Лицо стражника выражало приязнь и расположение.
– Здравствуйте, братья, – приветливо обратился он к нам. – Труден ли был путь? Проходите в обитель, омойте ваши ноги и подкрепитесь.
– Здравствуй, брат, – ответил отец. – Путь был легок и быстр. Я рад снова увидеть Кумран. Вот мой сын, я привел его на экзамен.
– О, – почтительно произнес стражник, – такой молодой и уже на экзамен! Желаю успеха, да поможет тебе Свет.
– С нами моя жена, – продолжил отец, указывая на мать. – Она тоже впервые.
– Здравствуй, сестра, – мягко, но уже не так приветливо произнес стражник. – Если ты пойдешь направо, то у конца восточной стены найдешь хижину, приготовленную для гостей. Там ты сможешь отдохнуть и дождаться мужа.
– Так я не смогу даже войти внутрь? – удивилась мать.
Отец виновато понурился.
– Под своды этих ворот, – твердо сказал стражник, – никогда не ступала нога женщины. За сто тридцать два года существования обители ни одна дочь Света не вошла внутрь. Так решил Учитель Праведности, не сделав исключения даже для собственной матери.
– Шуа, – мать протянула ко мне руки. – Дай обниму тебя на прощание.
