Сообщив все это, граф сел на разукрашенное шелковыми розами кресло в центре зрительного зала, и велел запускать чертовок.
Музыка зазвучала громче. В то время как трое слуг с проворством не единожды производимых движений легко пробежались по залу, убирая лишние свечи.
Теперь обстановка в зале сделалась во истину таинственной. Редкие свечи на заднем плане сияли, как светлячки. На переднем, то есть прямо под ногами у зрителей, они были выставлены в ряд, дабы гости графа, не дай бог, не пропустили интересующих деталей и подробностей.
Подгоняемые человеком в красной одежде палача в зал выбежали совершенно голые девицы, которые быстро встали в хоровод лицами к публике и, взявшись за руки, побежали противосолонь.
– Вот знаменитый хоровод, который испокон веков ведьмы всех стран танцуют на шабаше! – пояснил собранию весьма довольный представлением граф Годельшаль.
Меж тем девушки разомкнули руки и начали крутиться, кто во что горазд. Их тела были белыми, сочными и бесконечно привлекательными, длинные волосы были распущены и убраны цветами и травами.
Правда, свет от в основном стоящих на полу свечей немного портил их милые лица, делая их зловещими, но это даже добавляло некоторую пикантность происходящего.
– Веселей, ведьмины отродья! – подбадривал танцовщиц граф. – Покажите, как танцем вы соблазняете чертей на шабаше. Ну же, больше страсти! А то быстро окажетесь в руках палача!
После этого все ведьмы как по команде начали извиваться точно змеи, некоторые из них ложились на пол, задирая ноги, другие слали воздушные поцелуи публике, третьи, обнявшись, облизывали соски друг друга.
Смущенные и взволнованные необыкновенным зрелищем зрители, топили свое смущение в серебряных кубках сладковатого вина, постепенно становясь раскованнее и счастливее.
Когда все закончилось, некоторые гости не могли сразу же подняться со своих мест, околдованные и очарованные произошедшем. Прощаясь с графом, Миллер заметил, как некоторые из гостей выбравшие себе по танцовщице, получили всемилостивейшее приглашение Его сиятельства остаться с ними в замке на ночь.
Сам Петер Миллер отправился коротать остаток ночи дома. Его не могла смутить женская нагота, так как в тюрьме все женщины были либо обнажены, либо одеты в одну единственную тюремную сорочку. Куда больше он был поражен цинизмом, с которым родственник герцога устроил себе личный театр.
Конечно, он не имел возможности выяснить имена этих несчастных девушек и проверить по документам, числились ли они в тюрьме, были ли приговорены к пожизненному замуровыванию или сожжены. Но твердо знал, что подобное злодеяние не должно долго оставаться без возмездия.
