Кара, которой мы подвергаем ведьм, поджаривая и сжигая их на медленном огне, на самом деле не так уж велика, ибо не идет ни в какое сравнение с истязаниями, которые они по воле сатаны переносят на этом свете – не говоря уже о вечных муках, ожидающих их в аду.
Жан Боден[5]
– Ну, вот, доигрались, ваша честь! – в сердцах воскликнул Миллер, отвязывая подследственного от дыбы. – Оправдывайтесь теперь, как хотите, перед герцогом. Но только учтите, что не я предложил вам позволять производить пытку неопытному ученику! Вот что получилось!
– Господи Иисусе, так я же всего лишь попросил его привязать подследственного, только привязать! – заламывал себе руки фон Гуффидаун. – Вы-то куда смотрели, Миллер?
– Вы приказали ему привязать человека к дыбе, в то время как любой палач вам скажет, как важно уметь правильно связывать. Чуть пережмешь, человек может лишиться руки или ноги. А вы приказали Клаусу привязывать господина фон Канн к дыбе, зная, что я стою на винте!
– Ну, глупость свалял, бывает, – судья подошел вплотную к Миллеру, – послушайте, господин палач, господин инспектор. Но всяко же бывает. Неужели у вас это в первый раз?.. – он попытался виновато улыбнуться Миллеру, наткнувшись на острый взгляд, в котором играл дьявольский огонь.
– Такого у меня еще ни разу не было! – растягивая каждое слово, выдавил из себя палач. – Такого позора, такого непрофессионализма! Ни-ког-да!
– Ну, хорошо, я дурак. Но мы ведь с вами в этом деле все одно вместе отвечать должны. Я был не прав, но, да и вы же меня не остановили. Чего не брякнешь по-пьяни. Ладно. Давайте лучше подумаем, как горю помочь.
– Как хотите, а я свою спину ради вашего сумасбродства подставлять не намерен, – огрызнулся Миллер, – и сына не дам. Что он такого, в конце концов, сделал, чтобы за ваши прихоти отвечать?!
– Хорошо, хорошо, – примирительно замахал на него руками судья. – Считайте, что Клауса здесь и вовсе не было. Уходи, миленький, и ради всего святого, забудь о случившемся. – Он помедлил: – Я заплачу штраф, отдельно подарю по пятнадцать рейхцмарок вам и вашему сыну.
– Стражу тоже придется подмаслить, они ведь видели Клауса и могут смекнуть, что к чему, и решить, что вы, ваша честь, не просто так их удалили, а единственно чтобы покончить с фон Канном.
– Стражу я возьму на себя, – судья цеплялся за последнюю возможность. – Но только вы, Гер Миллер, уж сделайте так, чтобы все решили, будто фон Канн умер своей смертью или хотя бы по вашей неосторожности.
