Когда-то давно он восставал против того, чтобы рядиться, как он выражался, в «юбчонку», но теперь при мысли о килте рода Макинтошей, о клинке и гетрах в Квиллере начинал звучать голос крови. Как-никак, а его мать была Макинтош!
— А что Конни забыла в Шотландии?
— Как что? Двадцать лет назад она закончила там ветеринарное училище и ездит в Шотландию повидаться с друзьями. А ты знаешь, что её киска все это время жила у Уэзерби?
— Понятия не имел. И как она поладила с Гольф Стримом?
— Конни познакомила их, ещё когда Бонни Лесси[2] была котеночком, и теперь Гольф Стрим ведёт себя с ней как старший брат. А знаешь, — продолжала Полли, — Конни привезла Джо шикарный свитер из шетландской шерсти — благодарность за приют для Бонни Лесси. Ты представляешь себе, Квилл, Шетландский архипелаг, откуда шетландская шерсть, — это сто островов… Сто островов! — повторила она, потому что он никак не отреагировал.
— Да… с ума сойти можно! — рассеянно пробормотал он, наблюдая за сиамцами, которые пытались залезть в коробку с кабиблами.
— Во всяком случае, мне подумалось, тебе будет интересно об этом узнать. A bienta[3], милый.
— Abienta.
Когда сиамцы покончили с выданными им кабиблами и умылись, Квиллер поднялся с ними в их жилище на третьем ярусе. Обозрев свою опочивальню с таким тщанием, словно видели её впервые, они прыгнули в корзинки — каждый в свою — и, прежде чем улечься, трижды в них прокрутились.
«Кошки. Кто их разберет?» — думал Квиллер, прикрывая за собой дверь.
Вернувшись к себе вниз, он сел за письменный стол и изложил свои размышления по этому поводу в дневнике. Он был прирожденный писатель! Если у него не получалось накропать тысячу слов для колонки «Из-под пера Квилла», он садился за чью-нибудь биографию или интересный случай из истории Мускаунти. И регулярно вёл дневник, заполняя ежедневно пару-другую страниц. На этот раз он записал:
Я говорил это раньше, говорю и сейчас: Коко необыкновенный кот! Потому ли, что его настоящее имя Као Ко Кун и он знает, что происходит из рода королевских сиамцев?
Или потому — на чем я настаиваю, — что у него шестьдесят усиков-вибрисс?
Он знает за несколько секунд, что сейчас зазвонит телефон. И знает, кто на проводе — кто-то из своих или лох, желающий всучить вам страховку или собачий корм.
Когда этим оголтелым придуркам вздумалось крушить цветочные вазоны перед окнами муниципалитета, Коко за десять минут знал, что случится какая-то пакость. Почему никто не прочёл его сигналов? А ведь шеф полиции сидел тут, за рюмкой на сон грядущий, но ни он, ни я ничего не учуяли.
