Совок и веник | страница 102
– Эх, хотел бы я почаще зависеть от денежного мешка!
– И я!
– Ой, возьмите меня на содержание, господин Мендоса!
Через неделю в Милане открылась моя выставка – галерист позвал много гостей, и люди пришли смотреть на полотна, привезенные с той стороны железного занавеса. Всякое свидетельство о мерзостях советской жизни поднимало зрителям настроение. Людям всегда приятно узнать, что они не ошиблись, правильно выбрали место, где родиться.
– Скажите, а там действительно все так плохо?
– Да, ужасно.
– И репрессии, не правда ли?
– Сфабрикованные обвинения, цензура, ложь.
– О, как это печально!
Двери открылись – и вошел Мендоса с барышнями. Он шел через зал, словно бы танцуя, легкий, стремительный, в белоснежном костюме, с улыбкой. Подошел, обнял. К тому времени я уже понял, что дружба в открытом обществе Запада завязывается легко: увидел, испытал симпатию, обнял. Нет здесь этого нашего советского лицемерия, люди не стесняются чувств. И я тоже от всей души обнял Мендосу – мне нравился этот богатый человек с белым кабриолетом.
Мендоса познакомился с галеристом, очаровал гостей. Он с барышнями прохаживался по залу, барышни шелестели платьями, а я, если меня спрашивали, кто это там прохаживается, отвечал:
– А, это мой друг Мендоса, коллекционер. Он из Латинской Америки, но у него, кажется, есть дом в Милане.
И говорил я это небрежно, поскольку уже понял, что так устроен мир, удивляться тут нечему.
Среди гостей оказался немец, корреспондент Штерна. Он отвел меня в сторону и сказал:
– Знакомое лицо, – и показал на Мендосу.
– Еще бы, – сказал я, – такой человек!
– Я знаю этого человека.
– Его многие знают, – я был уверен в том, что говорю. – Может быть, ты его по телевизору видел.
– Его люди меня хотели убить, – сказал корреспондент. – Это колумбийский наркобарон Мендоса.
Здесь история обрывается. Я ушел с вернисажа, не знал, как говорить с Мендосой и с галеристом. На той выставке были проданы две мои картины. Одну будто бы купил богатый итальянец, мне рассказывали, что видели мою картину в его доме. А кто купил вторую, не знаю, вдруг Мендоса? Правды ради, должен сказать, что я не знаю также, чем занимается тот богатый итальянец, который купил первую картину – вдруг он скупщик краденого? Или торговец оружием? Или мафиози? Или он просто ростовщик и отбирает последнюю копейку у бедняка? Или он просто честный менеджер на зарплате у компании, которая принадлежит депутату, который работает на мафию? Или не надо смотреть так далеко?