А огненно-дымный шар взлетал вверх на тонкой дымной струйке, как на ниточке…
Разговор случился вдруг, будто нарыв прорвало. И таких разговоров у Сашки никогда в жизни не случалось. И не только потому, что каждый говорил на своем языке, но понимал другого, тоже весьма по-своему, но и по обстановке, и по теме…
После взрыва кучи мусора, со стороны напоминавшего миниатюрный атомный грибок — такую бледную смертоносную поганочку, Воронков докатился на роликах до главного корпуса и отпер кладовку. Он был почти уверен, что о красках никто не вспомнит. Освободил одну из подмоченных коробок от банок — самую крепкую.
Уложил в нее в два слоя: грунтовку и по банке каждого цвета. Присовокупил пару ребристых бутылей растворителя. Получилось тяжело, но подъемно.
Кисти были и здесь, и в подсобке. Из художественных кистей выбрал четыре разных номеров. Почему-то был уверен при этом, что для такого художника, как этот, номер кисти малосущественен.
Поднял коробку и, балансируя, покатил обратно к своей дежурке.
— Годится? — спросил, водружая ношу на верстак в мастерской.
Художник уставился на милитаристского вида банки.
— Разберешься?
Художник взял банку цинковых белил, видно было, что даже одна она тяжеловата для его тонкой руки, и как-то прямо пальцами, цепко, по-паучьи, подцепил крышечку и отколупал. Сунул нос в банку и понюхал. И… «аж заколдобился»! Сморщил нос, глаза чуть ли не закатил. Торкнуло его, похоже, от химии!
— Вот растворитель, — сказал Сашка. — Фирштейн?
В ответ послышалось что-то созвучное типа: «Нахнагель!»
А в голове сложился ответ:
— Опасных средств таких, подверженных воспламенению и ядовитых, я не встречал, но применить сумею. Тем вызов мне, как мастеру, серьезней и тем работа больше мне доставит радости!
— Ну, валяй, торчок! — напутствовал Сашка и пошел разоблачаться.
— Сколь славен путь творца, снискавшего признанье, — неслось ему вслед на фоне щебетания Художника, — и как горька стезя в неведении томимого умельца. Кого взволнует результат труда, невидимый для тех, кому он предназначен?
Сашка подумал было, уже стягивая вслед за сбруей и кольчугой гидрокостюм, что бедолага волнуется о двери, которую собирается малевать. Что некому, вот видишь ты, ее оценить. По поклонникам соскучился.
Но в ответ на незаданный вопрос до него донеслось, что Художник скорбит не об этом. Что его беспокоит некая идеальная картина МИРА. Какое-то гипотетическое воплощение некоего сверхзамысла, к которому он подошел вплотную и через что угодил, свалился к Сашке.
