Возвращение с края ночи | страница 79



Возможно, до тех бы он пор и жил, но они, видимо, имея установку от своего командования брать Сашку живьем, прекратили огонь и просто надвигались, медленно смыкая ряды.

Сашка мог бы еще пострелять, но опасался ответного плотного огня, да и понимал, что покончить с ними может только одним махом, согласно своему плану, или же никак.

Он отцепил от сбруи одну из своих гранат — фугаску и тут же повернул против часовой стрелки контровочное предохранительное колечко, освобождая запальный шток.

Вообще-то взрыватель — самая сложная и ответственная часть любого боеприпаса. Трезво оценивая свои возможности и, главное, соизмеряя их с нежеланием слишком уж выкладываться в решении этой проблемы, Сашка не стал возиться с тонкой и точной механикой. Ну, там с парой ступеней предохранения, инерционным подрывом… Он сделал пусть и архаичный, но зато простой и вполне себе надежный терочный запал. Хотя и без ноу-хау не обошелся. Им стало переменное время замедления.

Он наскоро примотал гранату к вентилю кислородного баллона ветошью, здесь же на ручке тележки висевшей. Присел и выглянул из-за бочки.

Они уже были здесь. Наступали единым надежным фронтом. Не проскользнуть…

Вроде бы того и хотел, но страшно до жути.

До сих пор было как-то не так… А тут ну прямо психическая атака какая-то.

Нет, если бы у теней были жуткие светящиеся глазки, то было бы куда проще их воспринимать.

Они плотно отрезали этот угол двора. Надвигались, медленно смыкая ряды. «Ну, настрелял я их, как уток по осени, — с горечью подумал Сашка, — а их вон, до фига еще».

Вспомнились, вот уж к месту, шутовские, как тема нашествия у Шостаковича, строки Строчкова:

Сейчас я погибну, гранатою хлопнув, как дверью.
А я только раз целовал, да и то партбилет.
Не хочется думать о смерти, орлуша, поверь мне.
В семнадцать мальчишеских, так же как в семьдесят лет.
Послушай, орленок, быть может, идут эшелоны,
И может быть, даже победа борьбой решена.
Но хрен ли мне толку! Их прется до трех эскадронов
На сопку. А я не железный. Граната одна.

Стихи были ернические, но в этот момент была в них кровеледенящая правда про загнанного в угол бойца, выбор которого не велик. И внезапное чувство единения с персонажем этих стихов напугало, ей-богу, напугало больше, чем вид полчища черных безликих клоунов.

Возникло нелогичное, гибельное желание стрелять в них. Но бочка и баллон в случае ответного огня представлялись совершенно невыгодным укрытием.

Нет, покончить с ними нужно одним махом, согласно плану. Это ясно!