— Через пять минут закроется. Кто меня теперь разгружать будет? Лишний день теряю! Ты, парень, не виноват, конечно, но чтоб я еще раз в вашу дурную Деревню поехал! Хуже здешних гаишников только ростовские!
В другой раз Сашка бы обиделся, но сейчас он и сам не питал теплых чувств ни к городу, ни к гаишникам, да и вообще ни к чему на свете, включая и себя самого. Это ж надо было так умудриться — весь день коту под хвост ушел. И еще придумывает что-то, город, мол, не выпускает, таинственные события… Уж коли сам дурак, так нечего и оправдания сочинять.
Дальше, за магазином, в дверях которого действительно уже стояла тетка в грязно-белом халате, не пускающая новых покупателей, тускло светилась вывеска «К_фе 1_ОМА1_КА» — у букв «Р», «ш» и «к» не горела часть неоновых трубочек, и от этого банальное название приобрело иностранную загадочность. Вспомнив, что с утра он так ничего и не ел, Воронков немного поколебался, а затем все-таки повернул к забегаловке.
Интерьер «Иомаики» оказался под стать вывеске — грязный пол, сальные столики, запоздалые посетители что-то ели, не снимая тарелок с алюминиевых подносов. В углу пятеро мужичков шумно допивали вторую бутылку водки, а первая, уже пустая, стояла у ножки столика.
В меню красовались завлекательные названия типа «шницель по-венски», «салат пикантный», но то, что оказалось в тарелке, походило на пристойную еду не больше, чем сама «Иомаика» на парижский ресторан. Запах, идущий от «шницеля», уже говорил сам за себя, а когда Сашка попытался откусить от него кусок, то из-под серо-коричневой корки на тарелку высыпались подгорелые макароны вперемешку с зеленоватым фаршем, в котором красовалась четвертинка луковичной «попки» с непромытыми корешками. Издерганные за день нервы не выдержали.
— Что за говно здесь дают! — с ненавистью выкрикнул он в сторону стойки и швырнул вилку в тарелку с такой силой, что разведенный из картофельного порошка «гарнир» полетел во все стороны брызгами, причем немалая часть их досталась многострадальной куртке самого Воронкова.
Он, не отодвигаясь, резко встал, и хилая табуретка отлетела назад, бренча и кувыркаясь. Хотелось еще чего-нибудь крикнуть, а может быть, и пойти на кухню, найти повара, запихать ему в глотку десяток-другой этих шницелей…
— Эт-та верна. А еще, суки, стаканы немытые подсунули, — дружелюбно прокомментировал выступление Воронкова полутрезвый голос из пьющей компании, и Сашка вдруг увидел себя со стороны: рваного, с побитой рожей, устраивающего скандал в грязной забегаловке…
