— Ты чего суешь? — закричала продавщица. — Думаешь, не замечу?
— А что? — не понял Юрка.
— Это ж старая, дообменная! Ишь ты, еще и притворяется! Рано жульничать приучаешься!
Никто не терял денег, не ронял пирожков, не выбрасывал хлеба. Юрка пытался заработать. Несколько раз он подходил к женщинам, изнемогающим под тяжестью перегруженных сумок, и говорил:
— Тетенька, давайте я вам поднесу…
Тетеньки прогоняли его или, ничего не отвечая, покрепче перехватывали сумки — боялись, что он украдет. Красть Юрка не умел и боялся.
Спать он пошел снова на пляж, только теперь обошел все лежаки, перерыл урны. В скомканных промасленных газетах были обглоданные кости, окаменевшие на жаре хлебные корки. Он медленно их сосал, чтобы растянуть еду подольше.
Купальщики на пляж приходили спозаранку, чуть ли не вместе с уборщицами, — чтобы занять место. Они тащили с собой одеяла, подстилки и авоськи, сумки, целые торбы, набитые едой. И сразу начинали есть. Толстая, колышущаяся, как студень, тетка села неподалеку от Юрки, раскрыла сумку и начала пихать еду в маленького мордастого пацаненка. Тот отворачивался и кривил губы.
— Ешь, а то вон мальчику отдам! — пригрозила тетка.
Мордастый покосился на Юрку и начал лопать.
Возле входа в булочную стояла морщинистая сгорбленная старуха. Она кланялась каждому выходящему и жалостливо приговаривала:
— Подайте милостыньку, не пожалейте довесочка бедной старухе…
Юрка стал рядом. Почти все покупали целые хлебные кирпичи, круглые караваи, но иногда старухе совали довески, чаще — медяки. Юрка стыдился протягивать руку и кланяться, жалостливо приговаривать не умел. Ему ничего не давали.
Старуха несколько раз оглядывалась на него, а когда рядом никого не оказалось, сердито прошипела:
— Ты чего тут торчишь?
— Есть хочу, — сказал Юрка.
— Булочных тебе мало? Это мое место, я тут кажное утро стою! На вот и иди отсюдова…
Старуха сунула ему горсть довесков. Какой это был свежий, вкусный, пахучий хлеб! И как мало его было…
Голова непрерывно болела и вдруг начинала кружиться. Юрка садился, где пришлось, и долго отдыхал. Куда ему было спешить?.. Пойти к бабушке? Она бы накормила, а потом под замок — и домой… Старуха не то что злая, а строгая, при ней сам папка становился куда какой смирный… Нет уж, лучше так, лучше пускай совсем пропасть, чем вернуться домой, чтобы опять били, а потом еще и смеялись над ним, как он бегал, бегал, а никуда не убежал…
