— Отменно, — сказал Лисянский и с нескрываемым любопытством поглядел на Баранова. Вспыльчивый, дерзкий, насмешливый Лисянский теперь искренно восхищался.
Но правитель молчал, беспокойно всматривался в надвигавшуюся темень. «Ростислава» и остальных байдар не было видно нигде.
Под прикрытием батарей шлюпа Кусков высадил своих людей на каменистую береговую полосу, возле самых скал. Костры не зажигали. Перевернув челны, алеуты и русские забились под них, чтобы хоть немного укрыться от ледяного осеннего ветра. Поеживаясь, шагал часовой.
Стало темно. Давно пропала узкая полоса заката, где-то близко у берега невидимые гудели волны. Свистел в такелаже ветер. На мачтах «Невы» мерцали световые пятна. Лисянский приказал вывесить фонари — байдары могут притти ночью.
В командирской каюте было жарко, горели свечи. От качки колебалось пламя, гроздьями оплывал воск. Дребезжал в подставке синий хрустальный стакан, за переборкой скрипела мачта.
Расстегнув верхние пуговицы мундира, Лисянский сидел на койке. Волосы его курчавились, на висках и на бритой губе скопился пот. Капитан-лейтенант медленными глотками пил ром, разбавленный водой, из глиняной кружки и молча следил за ходившим по каюте Барановым.
Правитель ступал тихо, ровно, неторопливо, словно не замечая качки, потом остановился возле стола, положил на него небольшую пухлую руку, поднял голову. Глубокие светлые глаза смотрели из-под нависшего, широкого лба.
— Компании потребны большие выгоды и прибытки, — сказал он вдруг живо и, усмехнувшись одними губами, поглядел на Лисянского. — От умножения оных только и можно ожидать внимания... Не однажды писал, что в Якутате, Чугаях, под Ситхой неминуемо последуют кровавые происшествия. Здешний народ российский погибнуть может, все наши занятия уничтожатся и все выгоды — не Компании только, а всего отечества нашего...
Баранов замолчал, блеск в глазах его потух. Он смотрел на собеседника и не видел его.
Лисянский тихонько поставил стакан. Чувство восхищения, появившееся после встречи отважного суденышка, поведение правителя, разговоры о нем на острове Пасха, Нукагизу, на Сандвичевых островах, Кадьяке вызывали более глубокие ощущения. С большим любопытством читал он, офицер императорского флота, инструкцию Адмиралтейств-коллегий, требовавшую оказать помощь Российско-американской компании, еще в столице слышал отзывы о правителе, диком нелюдиме. И, получив от него тревожную записку на Кадьяке, шел сюда с нескрываемым интересом.
