— Почта неприкосновенна, пристав. Задумайтесь на минуту… — в голосе Рутерфорда появилась напыщенность, — люди все время жалуются на работу почты. Когда письма задерживаются, посылки приходят с повреждениями, когда какой-нибудь кретин использует почту для рассылки сибирской язвы. Но вы только вдумайтесь… вдумайтесь… за 37 центов, то есть меньше, чем вы заплатите за пачку жвачки, можно послать письмо из Майами в Висконсин. За 37 центов письмо можно отправить за четыре тысячи миль. В этой стране лучшая почтовая система за всю историю человечества, — продолжал Рутерфорд, мысленно радуясь, что нашел козла отпущения, на котором можно выместить злость, накопившуюся за крайне паршивый день. — Мы доставляем 40 процентов всей мировой почты, 700 миллионов писем и посылок ежедневно. И в отличие от ваших правоохранительных органов, которым выделяют огромные суммы из бюджета, мы находимся на полном самообеспечении. Да вся эта страна живет только за счет почты! Благодаря ей она платит налоги, голосует на выборах, получает лекарства. И система эта должна работать безупречно. Представьте себе, что зарплату вам заплатили десять раз в год, а не двенадцать. Что у завещания, которое вы с трудом нацарапали на своем смертном одре, было бы всего пять шансов из десяти дойти до вашего поверенного. Представьте, что конфиденциальный почтовый ящик до востребования, который вы оформили в одном из наших отделений для получения документов или личных вещей, вскрыл какой-то коп с весьма смутным представлением о гражданских правах и свободах при полном попустительстве коррумпированного почтового инспектора. И таким образом ваши политические петиции или письмо от вашей умирающей тетушки, — в этом месте своей речи Рутерфорд щелкнул языком, — из Калахари стало бы предметом изучения государства без всяких на то законных оснований!
— Я, э-э…
— До свидания, пристав Рэкли.
Тим с минуту посидел, на лице его блуждала рассеянная улыбка. Он не мог припомнить, когда его так здорово отчитывали. Разве что в пятом классе его учительница миссис Алессандри — он тогда приклеил ослиный хвост суперклеем к юбке Тины Миндаччи на каком-то празднике. Тим бросил телефон на пассажирское сиденье и решил просто наслаждаться дорогой.
Тихоокеанский хайвей огибал побережье Малибу, с него открывался потрясающий вид на серо-синий океан. Рядом с кампусом колледжа Пеппердин Тим заприметил один из лучших газонов на всем побережье. Он припарковался, а потом спросил у садовника, как ему найти общежитие Сигмы.
