Повесть о смуте годов Хэйдзи | страница 20

В семнадцатый день стражники во главе с Судьёй Минамото-но Суэцунэ приняли голову Синдзэя на берегу реки у проспекта Ооимикадо, пронесли по столичным проспектам и повесили на сандаловом дереве, что росло у восточных ворот темницы. И знать, и чернь со всей столицы толпой валили поглядеть на это. Среди толпы был престарелый инок в чёрной крашеной тушью одежде, видимо, долго пребывавший в монашестве. Увидев эту голову, он залился слезами и промолвил:

— За какие же грехи этому человеку выпало такое несчастье? Разбито светлое зерцало Поднебесной! Кто же теперь осветит прошедшие и нынешние времена? Когда толковал он Конфуция и Лао-цзы, умолкали убеждённые конфуцианцы, а когда объяснял он сокрытые глубины явного и тайного учений[36], склоняли головы монахи, отринувшие мир. Проживи он дольше — и страна бы постепенно успокоилась. Какая жестокость — те, кто подхалимничал пред государем, убили его — так хоть бы оставили ему честное имя верного вассала! Было ли такое, чтоб носили и выставляли на обозрение голову человека, который не был врагом престола? В чём же он провинился? Да, трудно представить, за какие прегрешения в предыдущих рождениях ныне постигла его такая участь! — так, заливаясь слезами, говорил он, не страшась мира, не стыдясь перед людьми, и не было

В семнадцатый день стражники во главе с Судьёй Минамото-но Суэцунэ приняли голову Синдзэя на берегу реки у проспекта Ооимикадо, пронесли по столичным проспектам и повесили у восточных ворот темницы.

среди слышавших это таких, кто не выжимал бы рукава, мокрые от слёз.

Как же тяжело было на сердце у госпожи Ки-но Нии! Безмерно печалилась она, не имея вестей о своём муже, Вступившем на путь сёнагоне, — и каково же ей было ныне услышать, что его тело откопали, отрезали голову, носили по проспектам и повесили на дереве у ворот темницы! «Заточили государя, повелевающего горами и морями, и не может он видеть света солнца и луны. Схватили детей сёнагона, и неизвестно, сохранят ли им жизнь. И я, хоть и женщина, не знаю, что же мне предстоит!» — в таких мыслях тихо плакала она.

Тайра-но Киёмори направлялся к святым местам Кумано, когда в усадьбе Киримэ его догнал гонец из Рокухара. Гонец сказал:

— Говорят, что Начальник стражи Нобуёри и левый конюший Ёситомо ночью девятого дня ворвались во дворец государя-инока Сандзё, пустили огонь, и ни государь-инок, ни нынешний государь не спаслись из пожара. Ещё говорят, будто бы они сейчас в главном дворце. Семья Вступившего на путь сёнагона погибла в огне! — так говорил он, и среди прочего докладывал. — Не иначе, как это дело задумано давно. Воины Минамото собрались в столице. И бродят слухи, будто бы дело не только в семье сёнагона, а как бы чего не случилось и с вашим родом!