Когда приехал отец, Эмили как раз кормила кур. Как сейчас она видела катившую по аллее коляску, взбрыкивающих лошадей, которые выглядели так, как будто их только что вывели из стойла. Отец лихо подкатил к воротам, бросил груму поводья, спрыгнул на землю и протянул руки девочке, которая сидела рядом с ним. Он прошел в сад и направился по посыпанной гравием дорожке к дому. Элис он нес на руках. Она крепко обняла его и уткнулась ему в шею, поэтому Эмили были видны только длинные золотистые волосы, разметавшиеся по синему бархатному жакетику.
— Ну как, Эмили, нашла себе мужа? — так Джон Уайтам обычно здоровался со своей дочерью.
Эмили могла бы ответить ему по-разному. Она могла бы сказать, что ее незаконное рождение, которое явилось результатом любовной связи между английским художником и дочкой фермера, не очень способствует замужеству. Она могла бы сказать, что те мужчины, которых она встречала в этом отдаленном, но красивом уголке Бретани, были либо крестьянами, либо фермерами и совсем не интересовали Эмили, так как английская кровь сделала ее чрезмерно привередливой. Она могла бы сказать, что, если бы он был менее эгоистичен и не забыл бы о такой важной для французской девушки детали, как приданое, она могла бы подыскать себе мужа; но тех денег, которые он присылал матери Эмили в течение последних десяти лет, им едва хватало на то, чтобы влачить полуголодное существование. Но присутствие отца всегда смущало Эмили, и она, запинаясь, проговорила:
— Н-нет… п-папа!
Джон Уайтам потрепал ее по щеке, и она, не в силах противиться его обаянию, улыбнулась в ответ.
— Ведь тебе уже за тридцать! Ты бы поторопилась и нашла бы себе любовника, а то будет поздно. Где мама?
— В доме.
Он больше ничего не сказал и направился в дом. Эмили последовала за ним в большую кухню с дубовыми балками. Ее мать готовила ужин, и все помещение наполнилось аппетитными ароматами, поднимавшимися от стоявших на плите кастрюль и горшков. Мари Ригад раскраснелась от жары. Ее начавшие седеть волосы растрепались. Однако ее фигура сохранила девическую стройность. Когда она увидела, кто стоит в дверном проеме, она вся засветилась от радости, ее голос зазвучал совсем юно, живо и весело.
— Джон!
— Да, Джон! А ты удивлена, что я приехал после стольких лет?
— Ты приезжал к нам всего четыре года назад, и я знала, что ты опять приедешь.
— Вот как? Ты знала? И ты оказалась права. Я кое-кого привез.
Очень осторожно он усадил Элис на стол. Девочка что-то пробормотала и спрятала лицо у него на груди.
