— Совершенно верно!
— Мне кажется, мистер Мур, — вы не оставили мне возможности отказаться, — заметил лорд Вернем. — Насколько я понимаю, мои покойные родственники, а теперь уже я, должны вам еще пятьдесят тысяч фунтов.
— Это так, — согласился мистер Мур, — но этот долг будет частью брачного контракта. Кроме того, я согласился восстановить аббатство, фермы и привести земли в порядок.
— Могу сказать лишь одно — вы чрезвычайно щедры.
Теобальд Мур встал и прислонился спиной к камину.
— Ваш дядя не спрашивал меня об этом, но, полагаю, вам интересно знать, милорд, как я приобрел свое богатство.
— Возможно, никто из нас не хочет показаться любопытным, — пробормотал лорд Вернем.
— Без ложного стыда могу сказать, что для этого мне пришлось немало поработать, — сказал Теобальд Мур. — Мой отец, мелкий землевладелец из Йоркшира, оставил мне несколько тысяч фунтов и большой кусок неплодородной земли. Я был тогда еще совсем молод, но понимал, что для моих целей этого недостаточно.
Он оглядел комнату взглядом, в котором читался триумф, и продолжал:
— Я стал покупать недвижимость — в Ливерпуле, Манчестере, Лидсе, потому что был уверен — рано или поздно эти города начнут расти, а кроме того, я покупал текстильные предприятия, вкладывал деньги в морские перевозки.
Он помолчал и добавил:
— Несколько лет это давало очень неплохой доход.
Больше мистер Мур ничего не сказал на эту тему, но лорд Вернем понял, что под «морскими перевозками» скрывалась работорговля. Именно она приносила огромные доходы в конце восемнадцатого века, и только после того, как по всему миру зазвучал протест против жестокости, с которой велась эта гнусная торговля, общественное мнение, потребовало ее прекращения.
Этот человек безжалостен до жестокости, подумал лорд Вернем. Но он понимал, что не решится высказать вслух свое мнение и продолжал молча слушать Теобальда Мура.
— В отличие от вашего дядюшки, мне везло. Казалось, все, к чему я прикасался, превращалось в золото, и на сегодняшний день я располагаю примерно четырьмя миллионами фунтов.
Лорд Вернем с трудом удержался от изумленного возгласа. Он даже не представлял, что у этого человека может быть такое состояние. Теперь понятно, что для него дядин долг был все лишь незначительной суммой.
— Вы понимаете, — сказал Теобальд Мур, — что для своей дочери Хариты — моего единственного ребенка — я хочу самого лучшего.
— И вы думали, что мой кузен Жервез может ей это дать?
Ему не следовало этого говорить, но слова сами сорвались с губ.
