Вспомним, что во времена Данте (согласно исследованиям, он начал свою великую работу в 1307 году и закончил в 1317-м) знание было конечно. Один человек мог в той или иной степени знать все. Иными словами: если человек, подобно Данте, оставался вечным студентом и обладал выдающимися способностями, он мог с полными на то основаниями полагать, что владеет всеми знаниями этого мира по истории, математике, естественным наукам, религии, политике, литературе и искусству.
Проходили годы, множились знания и системы основных верований, и Дантовой поэме с ее жесткими рамками приходилось все труднее. Первой из земель за пределами Италии прочла и перевела Данте Испания. Однако Святая инквизиция, не желая допускать даже зачатков культурной дифференциации, точно так же шарахнулась от Дантова порицания католических догм. Это помогло на несколько веков удержать Европу от широкого признания флорентийского поэта. Вольтер и прочие властители дум Франции XVIII века, усмотрев варварство в описаниях адских воздаяний, еще глубже похоронили Данте под тяжестью своего неодобрения. Все XIX столетие идеология и теология Данте оставались главными причинами, из-за которых запрещалось или разрешалось читать его поэму. В XX веке русский поэт Осип Мандельштам взял с собой томик Данте, отправляясь в политическое заключение; сходным способом воспринимала поэта и Анна Ахматова, однако к этому трогательному признанию автора «Божественной Комедии» сокамерником по адской тюрьме необходимо добавить, что в случае Данте эту тюрьму поэт создал для себя сам.
Что бы сегодня мы сказали о человеке с такими крепкими убеждениями, какие позволили Данте написать свою великую поэму? В сложившейся после Второй мировой войны обстановке мы назвали бы его демагогом и экстремистом, а будь он политическим лидером (как во Флоренции одно время Данте), то диктатором и тираном. Возможно, мы решили бы, что он опасен, и, возможно, оказались бы правы.
Тем не менее именно сейчас Данте популярен во всем мире больше, чем когда-либо в истории. При том что с тех пор, как, изгнанный из родной Флоренции, он начал писать свою поэму, минуло семьсот лет. Что же мы все это время находим в Данте?
Данте искренне надеялся, что его поэма изменит мир. Он верил, что она принесет прочное единство — теологическое, культурное и лингвистическое — Италии, Европе и всем остальным. По мере того как разные культуры все дальше уходили друг от друга, Дантова поэма все полнее раскрывала перед читателями свои возможности. Чем дальше мы отодвигаемся от застывшего Дантова чувства реальности, тем доступнее становится эта реальность, столь детально разработанная в «Комедии». Как будто в мире, разделившемся на множество религий, сект и культур (даже католики находят мало общего в своей сегодняшней теологии), все мы наконец-то смогли понять и почувствовать видение Данте, не принадлежащее никому конкретно. Есть нечто умиротворяющее в помещении себя самого в центр безграничной убежденности. Мы потому, в частности, так активно избегаем демагогии, что слишком ясно видим ее притягательность. Однако в случае Данте догмы давно лишились своей убойной силы, а его политические и даже большинство теологических взглядов потеряли актуальность. В поэму могут верить все, независимо от личного опыта. В этом смысле она действительно связывает людей и наконец-то исполняет то, что задумывал Данте, — творит новое единство.
