Ей сразу вспомнилось такое выражение: поймать чей-то взгляд. Только здесь все было наоборот: это она была поймана его взглядом, она сама попала в ловушку. И вдруг — свобода! Генри перевел взгляд на эбеновую девушку-манекен с полированной головой, застывшую в своем бордовом платье с подносом сыра в руках. Генри довольно улыбнулся и вновь посмотрел на Жюстину, которая стояла в той же позе. Он улыбнулся еще шире, и она вдруг почувствовала, что шея, а следом за нею и руки, и ноги у нее деревенеют, это онемение расползается по всему телу, захватывая все новые и новые участки и постепенно сменяясь тупой болью. Прежде чем это болезненное отупение добралось до кончиков ее пальцев на руках и ногах, Жюстина выронила поднос и бросилась к спасительной двери, словно убегая от смертельной опасности.
Жюстина опять живет в своем доме. По вечерам Джилл приносит сестре фильмы из видеопроката, но та их уже почти все посмотрела. После обеда мама закутывает вязаным пледом неподвижные ноги дочери и вывозит ее в кресле-каталке на крыльцо. Жюстину ужасно достала эта нелепая ситуация: мама сидит рядом с ней, как будто ей три года, и читает вслух книжки с картинками, как ей посоветовал врач из реабилитационной клиники. Пародия какая-то!
— Скажи «кот», доченька, — просит мама, показывая картинку. — Кот.
— От…
— Послушай, милая: ко-о-от.
— От…
— Не так, солнышко. Ко-о-от.
Когда Жюстина устает, глаза у нее закрываются сами собой.
— Не отчаивайся, моя хорошая. Я понимаю, ты стараешься. У тебя уже гораздо лучше получается. Еще разок попробуем и отдохнем. Ко-о-от.
— Ко-о-от.
— Вот умница! Молодец. Правильно, кот. У тебя очень хорошо получается.
Конечно, она это только для порядка говорит, но Жюстина понимает: мама боится, что дальше односложных слов у нее дело не пойдет. А сама Жюстина ничего не может ей объяснить.
Ее нашли рано утром, после той памятной вечеринки, она лежала лицом вниз на клумбе с анютиными глазками в двух кварталах от дома Генри. Впоследствии хозяева клумбы много раз рассказывали маме Жюстины о том, как все произошло.
— Я сказала, не надо ее трогать, — раз за разом принималась излагать свою версию событий женщина. — Я сказала мужу, что она точно на игле. Мне показалось, что она наркоманка, вы понимаете? Но он меня не послушал.
— Я подумал, что уже поздно, — вступал в разговор мужчина. — Когда я потрогал ее за плечо, она была застывшая и холодная. Я ее перевернул и увидел, что она твердая, как доска.
