[8] Ушла бы, да не выбраться»
Кончилась служба. Вышли на улицу — дождь. Хорошо! Опомнилась: «Что это было со мной? Устала я кататься по заграницам — домой хочу».
Домой — в его дом — приехали быстро. О том, чтобы вернуться к легкой беседе, Марина и думать не могла. Сказавшись уставшей, ушла к себе.
* * *
Он — фламандец. Его фамилия начинается на «ван». Он живет во Фландрии. До приезда сюда она, если и употребляла когда эти слова, то только в сочетании «великие фламандцы» — Рубенс, Ван Дейк. А оказалось, фламандцы живы и поныне, живут — не тужат по законам предков.
Проехали Фландрию вдоль и поперек: Антверпен, Брюгге, Гент, Мехелен — тот самый, откуда пошел «малиновый звон» (французы произносят название этого городка, где церквей с колоколами превеликое множество, как «Малин»).
В Брюсселе вышли на площадь. Мартин назвал ее «Большой рынок» — огромное, но обжитое пространство, огороженное-защищенное тесно сомкнувшимися домами с треугольными крышами. Хлебный дом, Ратуша… Оба здания в готическом стиле, оба выстояли во время продолжавшегося несколько дней обстрела Брюсселя французской армией в XVII веке. После завершения войны площадь была всего за четыре года отстроена богатыми гильдиями. Пять гильдейских домов в стиле фламандского барокко разной высоты и ширины стоят в ряд, сплотились — не разорвешь, как будто говорят французам: «Мы здесь теперь навсегда вместе!» Приодеты, шапки фигурные на «головах», но в меру, не на показ, не на бал французский собрались — на свой праздник в своем национальном платье. Стоя посередине площади, Марина «слышала», как переговариваются между собой разновременные постройки: «Соседями будем». Большой рынок — большое соседство.
В соборе Святого Михаила, который строился почти два с половиной века, Марине понравилась никогда не слышанная раньше история о Святой Гудуле, в честь которой собор был освящен. Что-то из VII или VIII века. Набожная девочка проводила ночи за чтением религиозных книг, но назойливый бес то и дело задувал свечу, а та не ленилась зажигать ее вновь и вновь. За свое постоянство в вере она была канонизирована. Ее всегда изображают с Библией и фонарем. Глядя на тонкий готический абрис лица святой, Марина думала: «Хорошая девочка, я такой же была в ее возрасте — читала взахлеб». Грех, наверно, так думать, но неистребима эта человеческая потребность рассматривать высокое «в призме бытовизма». Себя сравнивать. А, может быть, и не такой уж грех? Святая помогла ей и бабушку, живую еще, добрым словом вспомнить.
